– Как?.. – В горле так пересохло, что мне приходится несколько раз сглотнуть ватную слюну, прежде чем удается выговорить: – Как это отменить?
Лор изгибает черную бровь.
– Отменить? – Кажется, будто ему весело, что нелепо, ибо нет тут ровным счетом ничего веселого! – Cвязь пары – не какая-то бронь столика в таверне.
Дрожащими пальцами я хватаюсь за край стола.
– Но это не… мы не… я возражаю!
У этого мужчины хватает наглости рассмеяться над тем, как рушатся мои надежды и мечты. Не то чтобы я все еще надеялась выйти за Данте: этот корабль ушел ко дну вместе с галеоном его брата, тем не менее я с нетерпением ждала возможности самой управлять своей жизнью.
Осознание останавливает суматоху внутри. Я пожимаю плечами.
– Пусть у нас некая мистическая связь, что с того?
Улыбка Лоркана потухает, брови взлетают.
– В каком смысле «что с того»?
– Ты можешь вторгаться в мысли всех своих воронов, так что в этом смысле я никакая не особенная. Что до моей способности вторгаться в твои… Ну, я просто… не знаю, буду ее подавлять.
У него расширяются зрачки, поглощая золотистую радужку.
– У ворона может быть всего одна пара, Фэллон. Единственная! Я ждал ее… ждал тебя! – веками, а ты говоришь мне «что с того»? – У него не идет дым из ноздрей, но поднимается от защитных пластин.
– А какой реакции ты ждал? Я тебя не люблю, Рибио. Ты мне даже не особенно нравишься. Вообще-то несколько минут назад я просто-напросто тебя ненавидела.
Между нами повисает тишина, тяжелая и холодная, как тарекуорийский атла́с. Я посматриваю на дверь, в которую жажду выскользнуть, затем на мужчину, от которого жажду ускользнуть.
Мужчину, который смирился тем, что Котел ему подбросил.
Кого Котел ему подбросил.
Ситуация до крайности нелепа. Одно дело – брак по расчету (что, на мой взгляд, стоит немедленно запретить), но совсем другое – связь пары. Боги! Я не могу решить: рассмеяться ли над нелепостью ситуации, или же выложить мысли как на духу.
Лоркан, должно быть, осознает, что воля у меня сильнее всякого аргумента, который он может мне предъявить, поскольку его очертания расплываются в дым. Сбоку моей шеи касается прохладный воздух, скользит по краю челюсти, и я предполагаю, что он открыл дверь таверны. Но затем неведомая сила запрокидывает мою голову, заставляя взглянуть в затуманенное лицо, и я понимаю, что холод идет не с улицы, а от тени Лора.
Ты знаешь мое отношения к вызовам, Биокин.
Раздражение разливается по щекам.
– Ради Котла, это не вызов! – Я вырываюсь из его призрачного захвата. – Иди ползай по кому-нибудь еще, Морргот. По кому-то, кому нужно твое внимание.
Кому-то вроде Имоджен, думаю я про себя, но поскольку мои мысли всегда доходят до него, должна дойти и эта.
Его туманные глаза еще мгновение изучают мои, прежде чем исчезнуть в небытие, как отполированная монета, брошенная в самый темный канал в Люче. Хотя я пытаюсь выкинуть его из головы, когда возвращаются друзья, он не желает уходить, как затхлый запах, портящий настроение.
Настроение только ухудшается, когда час или около того спустя в таверну заходит Имоджен: с растрепанными волосами, размазанным макияжем и красным ртом, как у ночных бабочек в «Дне кувшина».
– Энтони, Лоркан попросил передать, что твое судно должно прибыть утром.
В отличие от сестры, она безупречно владеет лючийским.
Энтони пытливо вглядывался в мое лицо с тех пор, как вернулся в таверну. Как и остальным, ему хочется знать содержание моего разговора с отцом и Лорканом. Только, в отличие от остальных, он меня не выспрашивает.
– Я думал, нужно ждать еще неделю, – поднимает он глаза на Имоджен.
– Как говорят фейри, он подергал за нужные ниточки.
Имоджен бросает на меня короткий взгляд, разворачивается на пятках и уходит туда, откуда пришла, – вероятно, в спальню Лоркана. Король, видимо, времени зря не терял.
Глава 5
Лучи солнечного света пробиваются сквозь веки, и я недовольно стону, не готовая приступить к новому дню.
Не после вчерашнего.
Не после того, как я узнала, что Котел решил, будто я не способна сама выбрать пару. Ну да, мой послужной список совсем не впечатляет, тем не менее в конце концов я непременно выбрала бы идеального мужчину.
В попытке перевернуться на живот, я натыкаюсь на чье-то тело – высокое, широкое, теплое тело – и подскакиваю, как на пружинах. Но при виде разметавшихся светлых волос меня накрывает волна облегчения, за которой следует прилив тошноты.