Я повинуюсь. Мне пришлось испытать всевозможные эмоции в этом месте, где меня удерживают против воли, но в их число не входит страх перед народом.
У подножия одной из решеток очертания женщины расплываются, и она превращается в черное облако. Я слегка отступаю, когда она приобретает свою птичью форму. Я заметила, что самки воронов хоть и крупные, но меньше самцов, самый внушительный из которых – Лоркан.
Женщина взмывает вверх, черные перья отливают сапфировым блеском, когда она приближается к открытому люку.
– Как ты думаешь, что она хочет тебе показать? – Волос касается дыхание Феба.
– Понятия не имею.
Она взлетает к самому верху стены, зависает – крылья двигаются стремительно, как у колибри, – и хватает что-то железным клювом. Сердце замирает, когда я замечаю тонкую веточку, усеянную розовыми ягодками – бенфролом.
Неужели она полетела за ними, увидев мое волнение при их упоминании?
Птица не садится на землю, а оборачивается в клубы дыма, которые сливаются в ее двуногую форму, в зубах у нее зажата ветка. С улыбкой, от которой вокруг рта собираются тонкие морщинки, она протягивает ветку мне.
Я улыбаюсь ей в ответ.
– Спасибо… – Принимая гостинец, я указываю на нее. Она недоуменно хмурится, поэтому тыкаю пальцем на себя и говорю: – Фэллон. – Затем вновь указываю на нее.
Она дотрагивается до солнечного сплетения и представляется:
– Эйрин.
– Спасибо, Эйрин!
Она вновь улыбается, темный взгляд скользит по моим чертам, изучая.
Я отрываю ягодку и отправляю в рот. О Великий Котел! Вкус именно такой, каким мне запомнился! Сироп с легкой кислинкой.
Феб тоже отрывает розовую ягоду, нюхает и жует. Застонав от удовольствия, тянется за добавкой, но я отскакиваю и спешу запихать в рот как можно больше лакомства. Детский сад, знаю, и если бы не набитые щеки, я расхохоталась бы.
Друг хватает меня за талию и щекочет до тех пор, пока я не отдаю ему почти голую ветку.
– Боги, сколько тебе лет, Фэллон?
В перерывах между приступами смеха я слизываю сладкий ягодный сок с губ.
– Все из-за ходьбы, – еле-еле выговариваю я. Стираю с подбородка нечто похожее на розовую слюну и слизываю с пальца.
– От усталости проявляется твоя животная натура?
Упоминание о моей вороньей крови умеряет веселье.
Феб тяжело вздыхает и протягивает мне последнюю ягодку в знак примирения.
– Вот. Возьми этот волшебный эликсир и продолжай хохотать.
Я скрещиваю руки на груди.
– Это всего лишь ягода. К тому же у меня закончились хохотушки.
– Какая жалость. Звук был чудесный. – Глубокий голос подстегивает мое сердце, ускоряя темп.
– А́ло, Морргот. – Мой льстивый друг отвешивает поклон.
– Вижу, ты отыскала мое любимое место во всем королевстве. – Лоркан выскальзывает из-за моей спины.
– Забавно. – Феб взмахивает веткой, как волшебной палочкой, в сторону грядок, забитых фруктами и овощами. – Похоже, и у Фэллон это место любимое.
Я испепеляю его взглядом. В ответ он лишь подмигивает.
– Мое любимое место – мой дом в Люче.
Лоркан испускает преувеличенно горестный вздох.
– Потому что мое королевство – унылая тюрьма?
Феб махает веткой в моем направлении.
– У этой барышни упрямство течет по венам.
Лор одаривает его милой улыбкой, а я ворчу:
– Надо было оставить Сиб, а тебя отправить обратно.
Феб изображает разбитое сердце: прижимает обе ладони к груди и стонет, как кошка по весне.
– Пойду разузнаю, не сможет ли ваш очаровательный садовник достать нам еще немного вкусных ягод.
Он отчаливает к Эйрин, которая улыбается, затем вновь перевоплощается и взлетает к потолку.
Лоркан сцепляет руки за спиной, от чего широкая грудь выступает вперед.
– Ну, как твое путешествие?
– Сомневаюсь, что ты пришел поинтересоваться моим мнением о своем доме, поэтому давай сразу к делу.
– Ты права. – Один глаз у него немного прищуривается. – На самом деле я пришел навестить маму.
Пожалуй, это известие потрясло меня даже больше того, что Лор может превращаться в человека.
– У тебя есть мама?
– А ты думала, меня нашли в капусте?
– Нет, я… – Уголки его губ вздрагивают в намеке на улыбку, и я бурчу: – Я знаю, откуда берутся дети, Лор! Их не в овощах находят.
– Как же твоей будущей паре повезло.
Румянец заливает щеки.
– Там, откуда я родом, мы называем их мужьями. И да, полагаю, он будет весьма доволен, когда я раздвину перед ним ноги вместо того, чтобы вручить лопату и пакетик с семенами.
Лоркан давится воздухом или, возможно, одной из пчел, кружащих по волшебной теплице. Затем он запрокидывается голову, а с губ срывается смех, расходясь глубокими тягучими волнами, и я понимаю, что ничем он не поперхнулся.