– Уходим. Совсем скоро. Вы пойдете с нами домой?
Он переступает порог, оставляя дверь открытой.
– Мой дом был уничтожен два десятилетия назад, Фэллон. В Люче у меня ничего не осталось.
Его «домом» был отец Данте, Андреа Реджио, которого убил собственный сын, хотя Марко обвинил короля воронов, чтобы настроить фейри против перевертышей. Андреа, как и Данте, хотел заключить мирное соглашение и положить конец вековой вражде; Марко не хотел.
– Я останусь здесь, пока не падет барьер, на случай если понадоблюсь Лоркану. – Лазарус рассеянно поглаживает пальцами сапфировую брошь, приколотую к стоячему воротнику его темно-синей туники. Только когда он опускает руку, я замечаю на украшении две переплетенные буквы – «Л» и «А». Лазарус и Андреа? Или его фамилия начинается на «А»? – Затем отправлюсь в Шаббе.
Я отрываю взгляд от мерцающих сапфиров и смотрю ему в лицо.
– В Шаббе? – Феб закидывает одну вытянутую ногу на другую и потягивается, отчего черная блузка, которую он позаимствовал вчера из моего гардероба, трещит по швам.
На мгновение я задумываюсь, что Лоркан сделает со всей этой одеждой после моего ухода. Раздарит всем тем девушкам, которые вешаются на него, потому что он управляет королевством? Девушкам вроде Имоджен?
Вместо того чтобы стянуть рубашку через голову, Феб отрывает рукава полностью, открывая мускулистые плечи.
– Я слышал, что ваши целебные кристаллы оттуда. Или это просто слухи?
– Нет. Так и есть. – Лазарус поднимает руку и касается тридцати колец, украшающих раковину его правого уха, как бы желая убедиться, что маленькие цветные бусинки, заключающие в себе магию, все еще на месте. Он не проверяет другое ухо, украшенное не меньшим количеством металла. – На самом деле именно из-за них я к вам и пришел. Феб, я принес тебе серьгу, которая нейтрализует воздействие железа на твою кровь и поможет исцелиться. Если только ранено не сердце.
Лазарус приближается к Фебу, и тот выпрямляется, спуская ноги с кровати.
– Я как раз собирался попросить вас о такой. – Друг откидывает волосы в сторону, позволяя Лазарусу продеть украшение в одну из дырок.
В школьные годы в его ушах болталось множество дорогих безделушек, как у всех богатых фейри, но позже он восстал против кастовой системы Люче: оборвал все связи с семьей, обрезал длинные волосы и перестал носить украшения, только изредка вдевал золотые гвоздики.
– Как работает камень, Лазарус?
– Потри его кончиками пальцев, а затем помажь веществом рану.
Интересно, почему он дал Фебу камень только сейчас? Почему не перед путешествием в Небесное Королевство, где на квадратный метр приходится больше железа, чем во всем Люче?
Лазарус переводит взгляд на меня.
– И для тебя у меня есть кристалл, Фэллон.
Я скрещиваю руки на груди.
– У меня иммунитет к железу.
– Не от железа. Для лечения обычных ран, на всякий случай. – Седовласый фейри идет ко мне широкими шагами, синие шелковые брюки и тонкая рубашка обвиваются вокруг его конечностей, как морская вода.
– Вы так говорите, будто в Люче нас встретят с вилами.
– Я не знаю, как вас примут, Фэллон. Надеюсь, Данте окажется столь же справедливым королем, как его отец… – его горло дергается, – и защитит тебя и твоих друзей, но он молод и хочет почета, а многие пытаются возвыситься, переступая через других.
Возникает желание броситься на защиту Данте, но я больше не та наивная девчонка, которая считала его неспособным на дурные поступки. Теперь мне остается только не вставать у него на пути: я предпочла бы не выступать для кого-либо в роли ступеньки – вновь.
Целитель осматривает мои открытые уши. Я вдруг с удивление осознаю, что перестала стесняться их формы, поскольку повсюду меня окружают люди с похожими ушами.
– Они не проколоты, Лазарус.
– По собственному выбору?
– Да. – Зачем украшать то, к чему ты предпочитаешь не привлекать внимания?
– Кристалл не должен касаться кожи, иначе выветрится магия.
Я поворачиваю голову, подставляя ему правое ухо.
– Я больше не возражаю против пирсинга.
Феб таращится на меня: он один из немногих, кто знает о моих прежних комплексах.
– Уверена? – спрашивает он.
Я киваю, и удивление на его лице сменятся чем-то, похожим на слезливую гордость. Мне не кажется, что тут есть чем гордиться, но не могу не признать, что поступок знаменательный. Сегодня первый день, когда Фэллон Росси Бэннок отказывается стыдиться того, кем является.