— Это называется вонзить нож да повернуть, — прорычал он по-малазански. — Он поймал каждого из вас, дурачье. — Тут мужчина снова посмотрел на Торвальда Нома: — Еще одна такая шуточка, заключенный, и я прикажу прибить твой язык к мачте. Если ты и твой великан еще меня побеспокоите, я прикую тебя рядом и брошу обоих за борт. Кивни, если понял.
Утирая кровь с лица, Торвальд помотал головой.
Синекожий сурово поглядел на Карсу: — Сотри улыбку с рожи или тебя поцелует нож. Чтобы есть, губы не нужны. А каторжанам будет все равно.
Тупая улыбка осталась на лице Карсы, как приклеенная.
Лицо мужчины потемнело. — Ты слышал…
Торвальд робко поднял руку. — Капитан, сэр, как вас величать? Он не понимает вас — у него мозги отшибло.
— Босан!
— Сэр?
— Заткни ублюдку пасть.
— Слушаюсь, капитан.
Просоленная тряпка была обмотана вокруг лица Торвальда. Ему было трудно даже дышать.
— Смотри не удави, идиот.
— Слушаюсь, сэр.
Узел на затылке ослабили; тряпка сползла, освобождая нос.
Капитан отвернулся. — А теперь, во имя Маэла, что вы тут толпитесь?
Когда рабочие разбежались, а капитан неспешно ушел, Торвальд осторожно встал на ноги. — Прости, Карса, — пробубнил он сквозь разбитые губы. — Я все равно тебя освобожу. Но понадобится время. А пока прошу, дружище, не улыбайся…
— Почему ты пришел ко мне, Карса Орлонг, сын Синюга и внук Палка?
Одно присутствие… и еще шесть. Лица, словно вырубленные из камня, едва видимые в клубящемся тумане. Один и шесть.
— Я перед тобой, Уругал, — промолвил Карса и поразился истине своих слов.
— Нет. Только твой разум, Карса Орлонг. Он сбежал из тюрьмы плоти.
— Тогда я подвел тебя, Уругал.
— Подвел. Да. Ты бросил нас, и в ответ мы должны бросить тебя. Нам нужно искать другого, более сильного. Того, что не примет поражения. Того, что не сбежит. В тебя, Карса Орлонг, мы поверили зря.
Туман загустел, сквозь него что-то тускло замелькало. Он понял, что стоит на холме, и холм движется, проседает под ним. Цепи отходили от запястий и змеились по склону во все стороны. Сотни цепей, уходящих за радужную дымку, и на незримых концах что-то движется. Опустив взор, Карса увидел под ногами кости. Теблоров. Низменников. Целый холм из одних костей.
Цепи внезапно провисли.
Шевеление в тумане. Что-то приближается.
Ужас пронизал Карсу.
Ему явились трупы, многие без голов. Цепи, которыми ужасные твари были прикованы к Теблору, уходили в разверстые грудные клетки. Высохшие руки с длинными ногтями потянулись к нему. Выходцы обступили холм, полезли наверх.
Карса попытался убежать — но он был окружен. Даже кости под ногами ополчились на него, обхватив стопы.
Шипение, глухой хор гнилых гортаней: — Веди нас, Воевода.
Он завопил.
— Веди нас, Воевода.
Они лезут, они все ближе, ногти царапают воздух…
Рука сомкнулась на лодыжке.
Карса откинул голову, с треском ударившись о дерево. Вдохнул воздух, но тот оказался похожим на песок. Он задохнулся. Глаза открылись. Он видел перекошенные на сторону доски палубы и людей, молча смотрящих на него.
Он кашлял под кляпом, и каждое судорожное движение словно поджигало легкие. В горле саднило; он понял, что долго кричал. Так долго, что мышцы сжались, не давая проходить воздуху.
Он умирал.
Шепот возник глубоко в разуме: — Возможно, мы не оставим тебя. Пока что. Дыши, Карса Орлонг. Пока не захочешь встретить смерть.
Дыши.
Кто-то вырвал кляп изо рта. Холодный воздух наполнил легкие.
Увлажнившимися глазами Карса взирал вниз, на Торвальда Нома. Даруджа было трудно узнать: кожа стала темной, борода отросла и спуталась. Он взобрался по цепям Карсы и выдернул кляп, он кричал слова, непонятные Карсе, но словно ударявшие замерших на месте, скованных страхом малазан.
Затем взор Карсы упал на небо, нависшее над носом корабля. Клубятся тяжелые тучи, между ними вспыхивают яркие молнии, вихри вылетают из каких-то огромных ран. Буря — если это буря — захватила все небо впереди. А потом он увидел цепи, выпадающие из туч и с громом мечущиеся над горизонтом. Сотни цепей, непостижимо огромных, черных, хлестали воздух, осыпая ржавую пыль. Цепи опутали небо. Страх поглотил его душу.
Ветра нет. Паруса провисли. Корабль лениво качается на медленных волнах. А буря приближается.
Один из моряков приблизился, поднеся чашу с водой; Торвальд взял ее и поднес к запекшимся, покрытым коростой губам Теблора. Несвежая вода проникла в рот, обжигая подобно кислоте. Карса отодвинулся от чаши.
Торвальд заговорил тише, и слова его наконец проникли в разум Карсы: — … давно потеряли тебя. Только стук сердца и движение груди говорили нам, что ты еще жив. Протекли долгие недели, друг мой. Ты почти ничего не ел и не пил. От тебя мало что осталось — я вижу кости даже там, где их не должно быть.
А потом наступила проклятая тишь. День за днем. Ни облачка в небе… пока, три звона назад, ты не пошевелился, Карса Орлонг. Ты откинул голову и начал кричать сквозь кляп. Вот, еще вода. Нужно пить.
Карса, они сказали, что ты призвал бурю. Понял? Они требуют, чтобы ты прогнал ее — они готовы на все. Они откуют тебя, освободят. Готовы на все, дружище. Понял? Только прогони бурю.
Он видел, что впереди море кипит, бичуемое ударами чудовищных черных цепей, фонтаны воды вздымаются за каждым вернувшимся в небеса звеном. Густые тяжелые тучи словно прильнули к океану, окружив судно со всех сторон.
Карса заметил малазанского капитана, спускающегося с надстройки. Синее лицо приобрело серый оттенок. — Это не благой шквал Маэла, дарудж. Он не отсюда. — Капитан ткнул в Карсу трепещущим пальцем. — Скажи, что времени нет. Скажи, чтобы прогнал бурю. Потом мы поведем переговоры. Скажи, чтоб тебя!
— Уже сказал, капитан! — возразил Торвальд. — Но как, во имя Худа, он должен прогнать бурю, если я не уверен, что он вообще нас слышит? Хуже того, кто знает, вдруг не он ее вызвал?
— Тогда проверим, а? — Капитан резко развернулся и взмахнул рукой. Человек двадцать матросов побежали к нему с топорами в руках.
Торвальда оттащили и швырнули на палубу.
Топоры ударили по толстым канатам, прикреплявшим днище фургона к мачте. Подбежали новые матросы. Днище опустили, потащили к борту, где бросили на деревянные катки.
— Стойте! — закричал Торвальд. — Вы не можете…
— Можем, — зарычал капитан.
— Хотя бы раскуйте его!
— Ни шанса. — Капитан ухватил за руку пробегавшего матроса: — Отыщите всё, что принадлежало великану — всё, что отобрали у работорговца. Пускай валится за борт. Быстрее, чтоб тебя!
Цепи хлестали по морю так близко, что брызги достигали корабля; каждый удар заставлял корпус, мачты и такелаж ритмично дрожать.
Карса взирал в штормовое небо. Днище проехалось по каткам и застыло над фальшбортом.
— Цепи его утопят! — сказал Торвальд.
— Может, и нет.
— А что, если он упадет вниз лицом?
— Тогда он утонет, достанется Маэлу.
— Карса! Проклятие! Кончай изображать придурка! Скажи хоть что-то!
Воин прокаркал два слова, но слетевший с губ шум оказался непонятным даже для него самого.
— Что он бормочет? — спросил капитан.
— Не знаю я! — застонал Торвальд. — Карса, чтоб тебя! Скажи снова!
Он снова издал те же невнятные звуки. Он начал повторять их вновь и вновь, пока матросы толкали ложе Карсы за борт. Оно угрожающе качнулась, оказавшись наполовину над волнами.
В очередной раз вымолвив два слова, Карса увидел, что последний клочок неба над головой исчез, словно скрывшись за поворотом тоннеля. Все потонуло во тьме. Карса знал, что уже поздно, хотя в устрашающей тишине слова его прозвучали, наконец-то, громко и понятно.
— Пошли прочь.
Сверху упали массивные черные цепи, нацеленные, как показалось Теблору, прямо ему в грудь.