Байрот хотел поддержать её, но Карса выбросил вперёд руку и остановил его:
— Нет, Байрот Гилд, она уже довольно познала чужого веса. Не думаю, что она стерпит чужое касание в ближайшее время, а быть может, и никогда больше.
Из-под полуопущенных век Байрот смерил долгим взглядом Карсу, затем вздохнул и сказал:
— Я слышу мудрость в твоих словах. Вновь и вновь ты удивляешь меня — нет-нет, я не хотел тебя оскорбить! Я почти восхищаюсь — уж прими эти мои жёсткие слова.
Карса пожал плечами, вновь перевёл глаза на демоницу:
— Теперь нам остаётся только ждать. Ведомы ли демону жажда? Голод? Поколения сменились с тех пор, как этих губ касалась вода, желудок забыл о своём предназначении, лёгкие не знали полного вдоха с того мига, как опустился камень. Повезло, что сейчас ночь, ибо солнце могло бы огнём обжечь её глаза…
Он замолк, потому что демоница, стоя на четвереньках, подняла голову, и воины впервые увидели её лицо.
Кожа — идеальная, точно полированный мрамор, без единого изъяна, широкий лоб над огромными полуночными глазами, которые казались сухими и плоскими, точно оникс под слоем пыли. Высокие, широкие скулы, большой рот — высохший и покрытый коркой мелких кристаллов.
— В ней не осталось воды, — проговорил Дэлум. — Совсем.
Он попятился, затем направился обратно в лагерь.
Женщина медленно села на корточки, затем попыталась встать.
Даже смотреть на это было трудно, но оба воина сдержались, напряглись, чтобы подхватить демоницу, если та упадёт.
Женщина, похоже, это заметила, и уголок рта чуть-чуть приподнялся.
Это ничтожное движение преобразило её лицо, и Карса вдруг почувствовал, будто кто-то ударил его молотом в грудь. Она насмехается на собственным жалким состоянием. И это — первая её эмоция после освобождения. Стыд — и силы, чтобы посмеяться над ним. Услышь меня, Уругал Плетёный, я заставлю тех, кто придавил её камнем, заплатить за своё деяние, если сами они или их потомки ещё живы. Эти «т’лан имассы» — ныне они обрели во мне врага. Я, Карса Орлонг, в том клянусь.
Дэлум вернулся с мехом воды, шаги его замедлились, когда воин увидел, что демоница стоит на ногах.
Худое, измождённое тело, казалось, состояло из одних лишь острых углов. Груди высокие, широко расставленные, между ними явственно выпирала грудная кость. Рёбер, похоже, было слишком много. Ростом она была с теблорского ребёнка.
Демоница увидела мех с водой в руках у Дэлума, но даже не потянулась к нему. Вместо этого повернулась и посмотрела туда, где пролежала столько времени.
Карса видел, как вздымалась и опускалась её грудь от дыхания, но в остальном женщина была совершенно неподвижна.
Байрот заговорил:
— Ты — форкассал?
Демоница взглянула на него и вновь криво улыбнулась.
— Мы — теблоры, — продолжил Байрот.
На этих словах улыбка стала чуть шире, и Карса почувствовал в ней узнавание, хотя и смешанное с весельем.
— Она тебя понимает, — объявил Карса.
Дэлум приблизился к ней с мехом. Женщина покосилась на него и покачала головой. Воин остановился.
Карса заметил, что запылённость в её глазах ослабла, а губы стали заметно полнее.
— Она оправляется, — заметил предводитель теблоров.
— Ей нужна была только свобода, — проговорил Байрот.
— Точно как высохший на солнце лишайник становится мягким ночью, — добавил Карса. — Её жажду утоляет сам воздух…
Внезапно женщина обернулась к нему, тело её напряглось.
— Если я словом оскорбил тебя…
Не успел Карса вымолвить ещё слово, как демоница бросилась на него. Пять ударов в корпус, один за другим, и воин оказался на спине, а каменный пол жалил его, будто предводитель уридов упал точно в гнездо огненных муравьёв. Воздуха в лёгких не осталось. По телу разлилась невыносимая боль. Карса не мог пошевелиться.
Он услышал боевой клич Дэлума… и как тот прервался придушенным всхлипом, а затем стук, с которым другое тело упало на землю.
Где-то в стороне закричал Байрот:
— Форкассал! Стой! Не трогай его…
Карса сморгнул слёзы с глаз и увидел над собой её лицо. Оно качнулось ближе, глаза мерцали теперь, точно тёмные озёра, губы полные, почти пурпурные в звёздном свете.