За рулем автомобиля расположился Джек Кросби, тот самый сын Кросби, который сделал состояние на устрицах и жил теперь на Бикон-хилл, а вовсе не Эдвард, допившийся до смерти на своей лодке, стоявшей в Провинстауне. Джек Кросби основал Стипендию Кросби. Каждый год на эти деньги одного местного мальчика посылали в Гарвард. И первым ее стипендиатом стал Лайон [7] Вест, самый умный юноша в городе. Еще и самый симпатичный и с самым распрекрасным нравом, если послушать его мать Вайолет. А она была женщиной очень здравомыслящей, вырастившей ни много ни мало семерых детей — еще трех сыновей, замечательных мальчиков, и трех чудесных дочерей.
Этих чудесных дочерей и замечательных сыновей звали Джемма, Сюзанна, Хьюли — в честь сестры Вайолет, которая умерла от лихорадки, путешествуя по Египту, — Джордж-младший, Сет и Джон. Ничего удивительного, что любящая мать иногда путала имена своих детей и звала капризницу Сюзанну вместо рыжеволосой Джеммы, чтобы помешать на плите суп из лущеного гороха. Или ругала Сета за окно, которое на самом деле разбил Джон. Но Вайолет никогда не забывала, кто такой Лайон. Когда на свет появлялись другие ее дети, они пищали как мыши, а этот младенец рычал, поэтому она и выбрала ему такое имя. Было очевидно, что он не похож ни на кого и никогда не будет похожим.
— Ты уверена? — спросил Джордж, муж Вайолет, когда она сказала ему, как будут звать ребенка. — Такому выдающемуся имени нужно соответствовать.
— Все в порядке, — ответила Вайолет. — Он будет.
За следующие десять лет, один за другим, родились остальные. Темненькие и светленькие, сыновья и дочери — всех их обнимали и любили. Но ни один ничего не отнял у Лайона. Другие дети делили комнаты — девочки спали в одной, а мальчики в другой. Но у Лайона, когда он пошел в школу, была собственная комната в мансарде, чтобы обеспечить ему покой и тишину для занятий.
Не то чтобы Лайон Вест важничал и был скучным зубрилкой. Вовсе нет. С раннего детства он был самым что ни на есть любителем открытого воздуха, предпочитал классу и книгам катание на коньках на пруду или рыбалку с отцом, Джорджем, которого обожал. Ему не нужно было прилагать особые усилия, чтобы хорошо учиться. За грошовую конфетку или за то, что вместо него выполняли работу по дому, Лайон с радостью писал задания по естественным наукам или решал математику для младших братьев и сестер.
Но очень скоро они перестали просить его о помощи. Дети Вестов знали, чего ждут от них учителя, и, что важнее, знали, на что они сами способны.
— А, так ты брат Лайона, — говаривали учителя. — Ты сестричка Лайона. Что ж, у тебя есть достойный пример.
К тому времени, когда Лайон пошел в старшие классы, учитель по математике, мистер Грант, просил мальчика проводить занятия по самым трудным темам, хотя его и смущало, что мальчик лучше его разбирается в материале и вообще обладает какими-то сверхъестественными знаниями. Еще какое-то время спустя стало казаться, что Лайон говорит на незнакомом языке. Но Лайон не хотел возвышать себя над окружающими. Он играл с братьями в хоккей и позволял сестрам завязывать на себе ленточки на майский праздник и водить хороводы, распевая стишки о солнцевороте. Он вырезал ледяные блоки на пруду вместе с отцом, пока не посинеют пальцы; он ходил за лошадьми и цыплятами, он танцевал с местными девушками, со школьными приятелями он забирался в заброшенный коттедж на побережье, там они потягивали эль и рассказывали друг другу неприличные анекдоты.
Но, участвуя в обыденных делах, он все равно оставался не таким, как все. Никто не понимал его. По-настоящему. Даже близко никто не мог подобраться.
— Понимаешь, папа, это вот должно быть так, — говорил он бывало, когда пытался объяснить отцу математические проблемы.
На кухонном столе перед ними были небрежно разбросаны раскрытые книги и бумаги, исписанные колонками цифр, не понятных никому в доме, за исключением Лайона.
Тогда Джордж начинал смеяться, причем впечатление на него производили не только интеллектуальные способности мальчика, но и его добрый характер.
— Я тебе палтуса могу описать, чешуйка за чешуйкой, но не приставай ко мне с цифрами, — говаривал Джордж.
Вайолет все это ничуть не удивляло. Ни то, каким высоким был Лайон, ни то, как хорош он был собой, ни его необычайная одаренность.