И все же когда они шли по грязной дороге к ферме, оба были точно одурманенные. В припадке безумно хорошего настроения, такого необычного, что они пьянели от него, как от наркотика, они совершили покупку. И открыли себя надежде, поверили в то, что Эмме в июне исполнится семь лет, что поздним летом она будет собирать чернику, варить варенье и бегать вместе с братом Уокером в саду под персиковыми деревьями. Поверили, что она выживет.
Эмме стало лучше, и они забыли о летнем доме. Когда она вышла из больницы, это было такое счастье, они почти вернулись к нормальной жизни, начали говорить друг с другом об обычных вещах.
Предыдущей осенью Эмма облысела от химиотерапии. Кэтрин купила дочке дюжину очаровательных шапочек, а потом заперлась в ванной оплакать потерю длинных белокурых Эмминых локонов. Теперь волосы у девочки стали отрастать, вначале ежиком, а потом, ко всеобщему удивлению, черными кудряшками. Прогноз у Эммы был превосходным, но Кэтрин никак не могла побороть панику. Из-за вновь отросших черных волос казалось, что девочка заколдована. Такие вещи случаются, заверил Кэтрин онколог. Прямые волосы становятся вьющимися, вместо тонких вырастают жесткие и толстые. И все равно происходящее казалось Кэтрин колдовством. Алхимия превращения одного в другое была загадкой, которую никогда не удастся разрешить: светлое превращается в темное, радость в горе, а потом — для очень немногих счастливчиков — снова в радость.
Эмма ничего не имела против нового цвета волос. И если уж на то пошло, ей даже нравилось, что теперь волосы у нее черные и лежат волнами, не то что раньше. Возможно, она ценила эти изменения как знак того, что успешно прошла испытание и все еще была здесь. Как возвещение того, что теперь она была новой Эммой, девочкой здоровой и такой сильной, что могла одной рукой побороть братика и почти даже победить его, конечно понарошку.
— Я могу быть ведьмой на Хеллоуин, — задумчиво сказала Эмма, рассматривая себя в зеркале в ванной. — Я могла бы быть цыганской королевой.
Конечно же, Кэтрин никому, даже Сэму, никогда не говорила, что, когда она увидела Эмму в затемненном холле, ей показалось, что этот ребенок больше не ее дочь, не та добродушная девочка с белокурыми волосами, которой ничто не могло причинить вреда. Теперь она была кем-то другим, маленькой девочкой, которая знала больше, чем следовало, — тенью, феей, ведьмой, королевой.
Они переехали в свой дом на выходные, в День независимости. С трудом продравшись через пробки, они взмокли от пота, пока разгружали взятый в прокат грузовик. Из своей квартиры они привезли кое-какую старую мебель. Да еще несколько вещей, которые Сэм унаследовал от матери: обеденный стол, комод, полуразвалившееся кресло, такое удобное, что дети ссорились из-за того, кто сядет в него первым.
— Думаю, мы сошли с ума, — сказал Сэм, остановившись, чтобы осмотреть дом.
Он был большим, серьезным человеком, редко поддававшимся порывам.
— Можем продать его на следующий год. Не переживай, — ответила ему Кэтрин, хотя на самом деле она имела в виду: «Ну не бросай меня сейчас».
Весь этот год она боялась, что он, ошеломленный возможностью трагедии, может сделать это, может уйти еще до того, как если бы трагедия случилась на самом деле.
— Пусть побудет хотя бы это лето, — попросила она. — А там посмотрим.
В те же самые первые дни обнаружилось, что в их владениях наличествовали некие странности. И с некоторыми из них они познакомились достаточно быстро. Уокер отправился в поле на прогулку по высокой траве и вернулся с криком, что в волосы ему попал клещ. К штанишкам у него пристали репьи, и он едва успел обогнуть достаточно большую прогалину, заросшую ядовитым плющом. Внутри дома их также поджидали сюрпризы, и ни один из них не оказался приятным. В трубах гремело, вода отдавала ржавчиной, две горелки на плите вовсе не работали. В доме никто не жил больше года, и поэтому то, что в прихожей оказались мыши, не стало неожиданностью. Но они были совсем еще мышатами, такими милашками, что Эмма закатила истерику, когда Сэм сказал, что он разбросает отраву.
— Неужели жизнь для тебя не имеет никакой ценности?! — прокричала Эмма отцу.
Говорят, такое бывает, когда ребенок слишком долго лежит в больнице, — он вдруг очень быстро начинает взрослеть, видя и понимая то, чего другие никогда не увидят. И уж конечно, так оно и произошло с цыганской королевой, которая аккуратно посадила каждую крошечную мышку в ячейку коробки от яиц и отнесла их на поле, кишащее клещами, где их наверняка в мгновение ока похватают ястребы. Эта маленькая ведьмочка размышляла о вопросах жизни и смерти и когда танцевала вокруг кустиков черники, желая, чтобы они принесли урожай, и когда спасала пауков, и когда поливала грядки с рядами старой клубники, пожухлой и истощенной. Чудо-ребенок, черноволосая любимая и родная девочка Кэтрин, стоявшая одной ногой в могиле, но вернувшаяся оттуда, теперь каждый вечер смотрела на светлячков так, точно они были самым чудесным зрелищем во всей Вселенной, точно просто жить для нее уже было более чем достаточно.