Долмуши, долмуши, долмуши. Вон целый рой этих микроавтобусов, которые жмутся друг к другу, словно набожные женщины, но они слишком далеко от остановки, и, даже если ей удалось бы сесть на одно из этих маршрутных такси, ему придется нестись со скоростью света, чтобы вовремя добраться до места. А то и быстрее. Даже пророку на Бураке[32] не удалось бы успеть в офис «Генчлер» на собеседование. Лейла воет, в отчаянии простирая над головой руки, прямо посреди пробки на проспекте Иненю. Напоминание на цептепе звучит, усиливая ощущение провала. Опоздала. Все кончено. Даже звонить смысла нет. В Стамбуле слишком много таких, как она.
— Но я справилась бы с этой работой! — орет она на всю улицу. — Я справилась бы с легкостью!
Ее тошнит, тошнит от внезапно глупого костюма и туфель, от дешевой сумки-подделки. Ей нужна эта работа, нужны деньги, она не хочет возвращаться в квартиру с видом на взлетную полосу, но больше всего ей не хочется видеть, как солнце отражается от бесконечных километров пластиковых крыш над полями и садами Демре, и вдыхать надоедливый и дурманящий запах томатов. Лейла практически готова разрыдаться посреди транспортного затора на проспекте Иненю. Нет уж. Нельзя, чтобы ее видели такой. Домой. Завтра оправишься, принарядишься, поедешь туда снова и продемонстрируешь им, насколько ты хороша. А сегодня можешь рвать и метать, плакать и пинать предметы вокруг себя там, где тебя никто не увидит. Ну почему террорист-смертник решил отправиться на тот свет именно сегодня? Это так эгоистично, как и любое самоубийство в принципе.
Лейла почти добирается до площади Адема Деде, когда звонит цептеп. Это тетушка Кевсер. Последний человек, с кем она хочет сейчас говорить. Палец зависает над кнопкой «отклонить вызов». Нет, нельзя. Ты всегда на связи. Эту мантру вбили ей в голову в бизнес-школе.
— Что-то ты долго, — как всегда, разговаривая с Лейлой, тетя напоминает школьную учительницу.
— Ну, я просто была занята кое-чем…
— Занята? — Считается, что желаниями Лейлы вполне можно пренебречь. Женщины от всего отказываются ради семьи, так было принято в Демре, так принято и в Стамбуле.
— Да нет, ничего особенного.
— Хорошо. Напомни мне, какую специальность ты получила.
Ты же отлично знаешь, какую специальность я получила, думает Лейла. Я не вижу этого, но наверняка за твоей спиной двоюродная бабушка Сезен руководит разговором со своего кресла.
— Маркетинг.
— Это включает в себя привлечение инвестиций и поиски инвесторов?
— Да.
— Хмм.
Говори уже, тупая старая ворона.
Тетя Кевсер продолжает:
— Ты знакома с Яшаром Джейланом?
— А кто это?
— Твой троюродный брат. Умный мальчик. Университет закончил.
Ага, давай, тверди об этом постоянно, бесплодная старая дева, я-то только в колледже отучилась.
— Он тут затеял какой-то новый бизнес-проект в районе Фенербахче с парнем, с которым учится в докторантуре. Понятия не имею, что там конкретно, какие-то новые технологии. Короче, они очень умные и сообразительные парни, но теоретики. Яшар хочет расширяться, но не знает, как найти людей с деньгами. Ему нужен кто-то, кто привлек бы инвесторов.
Ага, я так и знала.
— И когда ему нужен этот кто-то?
— Прямо сейчас. Но ты вроде сказала, что чем-то занята, поэтому я не знаю…
— А деньги у него есть? — Это всегда проблема, когда работаешь с родственниками.
— Он тебе заплатит. Ну так что, берешься?
— Берусь. Дай мне его номер.
Лицо тетушки Кевсер исчезает, появляется номер цептепа. Лейла быстро сохраняет его. Слава Всевышнему! Иногда семья — твой друг. Она практически перепрыгивает через последние ступеньки, ведущие к площади. От отчаяния до ликования за семь ступеней. Фенербахче. Новый бизнес-проект. Новые технологии. Свежеиспеченные выпускники университета. Это означает только одно. Речь пойдет о том, что построит будущее и изменит мир, о том, что может принести настоящую славу.
32
В исламе — верховое разумное животное, на котором Мухаммед совершил ночное переселение из Мекки в Иерусалим. Бурака обычно изображают в виде лошади с головой человека.