Мы вместе со встревоженным Шером тут же подскочили к скамейке, на которой спал Шоусси, и тот, увидев нашу реакцию, попытался сжаться в комок и уйти в стену. Честно говоря, смотреть на такую реакцию взрослого и явно когда-то сильного мужчины было жутковато. Что же с ним эти Нойоты проделывали, чтобы так сломать? Ох, нет, не хочу даже издали с такими методами знакомиться, гореть бы Нойотам в аду…
Но парня следовало как-то успокоить. И я, подмигнув Шеру, спокойно спросил:
- Что с тобой? Тебе плохо? Что-то болит?
Честно говоря, я и не ожидал ответа. Просто в прошлой жизни у меня был знакомый кинолог, который умудрялся успокаивать и восстанавливать веру в людей даже у самых агрессивных, вследствие неправильного хозяйского воспитания, псов. Так вот, он всегда говорил, что для собаки важен тон. Спокойный, уверенный в себе, но без агрессии. И никакого раздражения, даже если собака начнёт пробовать границы положенного. И никаких внешних проявлений агрессии, даже резких движений делать не рекомендуется. Пёс должен успокоиться, понять, что от инструктора не исходит угрозы, а вот потом можно с ним и дальше работать.
И нет, я не пытался оскорбить Шоусси сравнением с животным. Не он виноват, что его довели до такого состояния… но злиться мне сейчас нельзя. Поэтому я продолжил:
- Я не буду тебя ругать и обижать. Просто, если у тебя что-то болит, попробуй подать знак. И я постараюсь помочь тебе.
Шоусси прекратил попытки слиться со стеной и встал, глядя мне в глаза. И… смешно, да… я увидел изображение той самой будочки, куда всякий ходит своими ногами. Я улыбнулся:
- А, так ты в туалет хочешь? Зачем терпел, сам бы сходил… Ну, ладно, пойдём, нам по пути.
В глазах парня мелькнула растерянность. Видимо, он ждал от меня совсем другой реакции. Эх, и загнобили же его… Ладно, будем исправлять.
Минут через пятнадцать мы и дела свои сделали, и умылись… Точнее, я умылся, а Шоусси посмотрел на рукомойник с некоторым недоумением, словно забыл, как этой штукой пользоваться, но, когда я показал, вполне успешно справился с этой нехитрой манипуляцией. А потом, когда мы вернулись в комнату, Шер усадил Шоусси на лавку, расчесал ему волосы… красивые, кстати, как выяснилось, густые, волнистые, каштановые… только седины в них было много… Так вот, Шер расчесал волосы Шоусси и забрал их в хвост. После этого мы удовлетворённо пожали друг другу руки. Умытый, расчёсанный, в, хоть и не новой, но чистой и целой одежде, Шоусси уже не походил на вчерашнего почти голого раба, забитого до состояния животного. Скорее на выздоравливающего после долгой и тяжёлой болезни.
Шер подвёл его к зеркалу и сказал:
- Смотри, какой ты стал красивый.
Шоусси посмотрел в зеркало, и уголки его губ как-то странно дёрнулись. Словно он пытался улыбнуться… и не мог.
- Всё хорошо, - сказал я, потому что не мог придумать ничего другого. – Ты поправишься. Ты всё вспомнишь. И, если у тебя была семья, мы найдём её. А пока ты не помнишь… Можно, мы будем звать тебя Шоусси? Я знаю, это не твоё имя, но ведь так лучше, чем совсем никак, правда?
И тут перед моими глазами вновь возник малыш в колыбельке. На этот раз он выглядел постарше, годика на четыре. Малыш закивал мне, а потом тихо сказал: «Шоусси… Атта…» Я моргнул. Картинка исчезла, но я понял, что Шоусси ответил мне как мог. Ну и ладно. Похоже, что с ним можно общаться… пока хотя бы так. И интересно, почему он не может говорить? От потрясения? Или с ним сотворили что-то более страшное? Надо бы его целителю показать… Но не здесь. Вот преодолеем очередной отрезок пути до Шар-ан-Талира – можно будет и целителя поискать. А сейчас главное – чтобы Шоусси успокоился и поверил нам.
Завтрак прошёл в тёплой, дружественной обстановке. Добрый Шушан, увидев преображённого Шоусси, аж руками всплеснул и наставил нам полный стол всяких вкусностей, да ещё и с собой завернул порядочный свёрток. Хороший он всё-таки человек. Побольше б таких на нашем пути.
Мы уже почти закончили трапезу, когда прибежал хихикающий Янно, которому Шушан вменил в обязанность запрячь нашего тогруха и подготовить повозку для долгого путешествия. Он весело заявил:
- А с Тарваном что-то неладное творится! Стоит посреди двора, как столб, пялится на дверь своего погреба и что-то бормочет. И ругается! Ой, как ругается, даже я два новых слова узнал! А потом опять продолжает пялиться на дверь погреба и что-то там бормотать!
Я похолодел. Неужели это я что-то не так колданул, и у Тарвана мозги в кашу спеклись? Дядюшка Матэ тоже слегка нахмурился, а вот Кэп только хихикнул:
«Мирон, я тебя умоляю, какие там мозги? Всё с ним в порядке, это твоя установка с него спадает, отойдёт - скандалить прибежит! Так что ногу на дорогу – и вперёд!»
Я слегка успокоился. Действительно, пора уже и честь знать, не нужны Шушану лишние неприятности. А хозяин постоялого двора подмигнул мне и заявил:
- Ох, видать, не в духе Тарван с утра! Да что с него взять – сам говорил, что пока служил, ему несколько раз по голове прилетало! Вот и чудит, бывает, чего уж там… так что ехали бы вы, гости дорогие, как собирались… от греха…
Нам второй раз подсказывать было не надо, и уже десять минут спустя село Большие Сады осталось позади. А впереди была полная неизвестность. В общем, что ещё человеку для счастья надо?
***
До следующего участка тропы Лесных нужно было ехать почти сутки, но дядюшка Матэ крякнул и заявил, что путь можно сократить почти вдвое, если проехать через Зыбуны. Меня это милое название насторожило, и я поинтересовался – а что это, собственно говоря, такое и почему все предпочитают ехать более длинным путём?
Дядюшка Матэ ответил, что Зыбунами называют участок дороги, который проходит через одноимённый скальный массив. Дорога, кстати, куда ровнее и лучше, чем та, что используется постоянно, но…
- Но? – переспросил я.
- Она пользуется дурной славой, - ответил дядюшка Матэ. – Народ местный чего только не плетёт – и про призраков, и про чудищ всяких, и про нечисть кровососущую. Потому никто рисковать и не хочет. Все предпочитают кругаля давать.
- А на самом деле? – удивился я. – Там и впрямь призраки, чудища и вампиры водятся?
Дядюшка Матэ ехидно улыбнулся:
- Нет там ни чудищ, ни вампиров. Лет десять назад я там бывал – скалы, как скалы. Потом уже выяснил, что там когда-то скрывался колдун с мощным даром иллюзора. Вот он всех от своего убежища и отвадил. Такие, видать, качественные иллюзии ставил, что народ туда до сих пор соваться боится. А колдун тот помер давно, да… Нашёл я его могилку, помянул, как положено. До утра с ним беседовали, да…
- С кем беседовали? – не понял я.
- Да с колдуном же, - невозмутимо отозвался дядюшка Матэ. – Весёлый был человек, с выдумкой. Имраном звали.
- Так он же… умер… - продолжал тупить я. – Дядюшка Матэ, ты что, некромант?
Старый мельник расхохотался так, что тогрух прянул ушами и прибавил ходу, а Кэп, дремавший на бортике повозки, свалился с оного и мысленно высказал всё, что думает о бессовестных людях, вздумавших будить таким варварским способом бедную птицу Равновесия. Что скажешь… Словарный запас у него богатый.
Отсмеявшись и успокоив Кэпа кусочком пирога с мясом, дядюшка Матэ заявил:
- Да нет, колдун тот и вправду помер. Только вот был он человек весёлый и с выдумкой. Так что часть своей личности он вложил в зачарованный камень, который попросил положить с собой в могилу. И теперь с его иллюзией вполне можно побеседовать. И даже совет получить.
И старый мельник выразительно покосился на сидящего рядом с Шером Шоусси. Шер, добрая душа, пытался научить Шоусси детской игре в три камушка и, кстати, не безуспешно. Камушки Шоусси ловил здорово, и даже вроде бы получал удовольствие от игры. И Шера он больше не дичился, так же, как и меня. К дядюшке Матэ, правда, относился с некоторой настороженностью, но тоже без враждебности.