За длинным общим столом, приставленным перпендикулярно к письменному столу, курили «командиры среднего звена»: зоотехник, агроном, прораб, ветеринар, механик, управляющий центральным отделением, бригадиры полеводческих бригад и заведующие молочной и свиноводческой фермами.
Расселись как у себя дома, и покуривают. Прежний директор приучил, с его показным демократизмом. А тут не демократизм, а отсутствие элементарной вежливости: пришли в чужую рабочую комнату, отлично знают, что Межов не курит, но вот задымили, рассчитывая, что он, недавно сидевший рядом с ними, а не за директорским столом, не станет попрекать. А он станет, только надо спокойнее, не так, как он говорил с Серафимой Григорьевной.
Особенно густо чадила самокрутка его преемника, юного агронома Кости Афонина. Костя два месяца назад окончил техникум и играл роль кондового земледельца: курил махорку, сморкался на землю, ввертывал в разговор соленое словцо.
— Константин Иванович, открой, пожалуйста, форточку, — сказал Межов, проходя к своему столу. — И попроси своих товарищей выбросить туда окурки.
Мог бы и сам попросить, ни к чему эта ирония, они не только Костины товарищи, но и твои. Или ты уже отделился от них, стал над ними? Плохо, плохо…
— Добрый вечер, Сергей Николаевич, — сказал прораб Кузьмичев, улыбаясь. — Наряд у нас обычно в семь, — он завернул рукав, посмотрел на часы, — но это не оправдание тому, что мы накурили здесь. Извините.
А ты не поздоровался, не извинился за опоздание и кинулся сразу с упреками.
Зашумели отодвигаемые стулья, в форточку полетели искрящие на лету окурки, йотом опять шум стульев, усаживаются, переглядываются. А на лице каждого — усмешливое: давай, давай, ты новая метла, тебе положено. Будто они посторонние и безликие исполнители, им положено вести себя так, как им прикажут, а они будут ждать и про себя усмехаться. Могли бы начать составление наряда и без него, есть заместитель.
— Вера Анатольевна, — обратился Межов к старшему зоотехнику, официальному заместителю директора, — вы ведь не раз проводили наряд, зачем же сейчас ждете?
— Я проводила — только в тех случаях, когда директор бывал в отъезде и оставлял мне свои полномочия. Я полагала, вам известен такой порядок. — И с достоинством поправила пальцем очки. Я, мол, понимаю, что новый директор может установить другие порядки, но тогда надо об этом поставить в известность.
Что ж, справедливо. До того справедливо, что грохнуть бы кулаком по столу и во весь голос: «На кой же черт здесь вы, старшие специалисты, заместители, поводырь вам, что ли, нужен, простого дела не хотите сделать, пока не будет особого распоряжения!»
— Хорошо, — сказал Межов. — Давайте условимся так: наряд проводить в конце рабочего дня, то есть в шесть, опоздавших, независимо от их должности, ждать не будем, каждый обязан являться вовремя. Если по какой-то причине явиться не сможет, пусть пришлет за себя осведомленного человека либо передаст по телефону все, что ему требуется, Серафиме Григорьевне. Есть вопросы?.. Тогда не будем терять время.
Он достал из ящика стола книгу нарядов, открыл на записи прошедшего дня, взял со стола сводки, подготовленные Серафимой Григорьевной.
Аккуратная, перепечатала на машинке, обвела красным карандашом цифры перевыполнения заданий. Две цифры — вспашку зяби и уборку картофеля. С картошкой давно бы пора закончить, морозы вот-вот ударят, а мы все перевыполняем.
— Мне нужны две машины, — сказал Кузьмичев. — Одну под песок, другая пойдет за кирпичом.
— А картошку бросить, по-твоему? — Костя Афонин вскочил. — Мне запишите обе, утятник пока подождет.
— Потребуется три грузовика, чтобы отвезти свиней на мясокомбинат, — сказала Вера Анатольевна.
Механик Галкин засмеялся:
— Быстрые какие! Заявок на семь, а на ходу четыре машины. Да две на отделениях.
Вот так всегда: едва начался наряд, бросаются разбирать машины. А в совхозе всего девять грузовиков. Этот Галкин или глуп, или беспечен: улыбается во весь рот, а чему?
— Чему вы улыбаетесь? — спросил Межов механика. — Из девяти машин четыре на ходу, а вам весело.
Галкин опять улыбнулся — на этот раз озадаченно, отводя взгляд.
— Я ведь говорил, нет резины. Три бортовых без задних скатов, у самосвала двигатель вышел из строя — с неделю простоит, а то и больше.
— Что же вы намерены делать?
— А что сделаешь? — Галкин развел руками. — Вот двигатель придет, самосвал пущу.