соль, перец, тмин
Мелко порезанные мухоморы посолить, посыпать перцем и тмином и тушить приблизительно 10 минут вместе с обжаренным на масле луком. Добавить муку, предварительно размешанную в сметане. Подавать с картофелем или кашей.
МАРТА, ЕЕ ВОЗМОЖНЫЕ СМЕРТИ
Из-за леса на небо над долиной выплыли тускло-белесые тучи, и сразу же полил дождь. Марта раскатывала тесто на потертой клеенке. Под ее скалкой шар теста превращался в лепешку. Марта стаканом вырезала из лепешки небольшие кружочки. Я смотрела на ее руки, на ее сосредоточенное лицо. В маленькой, низкой кухне стало сумеречно, дождь хлестал по листьям ревеня. Старый радиоприемник Марты бормотал так тихо, что не разберешь о чем. Как в ее тело войдет смерть? — подумала я.
Через глаза? Марта взглянет на что-нибудь темное, бесформенное, влажное, липкое и не сможет отвести глаз. Этот темный, размякший образ проникнет к ней в мозг, и мозг угаснет. Это и будет ее смерть.
Через уши? Марта начнет слышать посторонний, мертвый звук, он будет гудеть у нее в голове, низкий, вибрирующий, на одной ноте, безнадежно неизменный, полная противоположность музыке. Из-за него она не сможет спать, из-за него не сможет жить.
Или же через нос. Так, как и все прочие запахи. Когда она обнаружит, что ее тело уже не пахнет, кожа становится похожей на пергамент и лишь поглощает свет извне, как растения, но ничего не выделяет. Она будет с тревогой обнюхивать свои руки, подмышки, ступни, но они окажутся сухими и стерильными, ибо запах, как нечто самое быстротечное, исчезает первым.
Или же через рот. Смерть запихивает слова обратно в глотку и в мозг. Умирающим не хочется говорить, они слишком заняты. Да о чем им рассказывать, что передавать потомкам? Банальную чушь, прописные истины. Кем надо быть, чтобы в последний миг силиться передать свой завет роду людскому? Никакая мудрость в конце несоизмерима с молчанием там, по другую сторону, в начале.
Через рот смерть может войти и по-другому: Марта может съесть червивое яблоко, одно из тех темно-красных яблочек из ее старого сада, яблоко с белым зародышем смерти в сердцевине. Таким образом она впустит смерть внутрь, а поскольку материя яблока не очень сильно отличается от материи человеческого тела, смерть будет ее поедать изнутри. Останется от нее пустая хрупкая скорлупка, которая треснет и раскрошится как-нибудь во время очередной возни со сломанным замком калитки.
Я украдкой разглядывала Марту, а она между тем накладывала чайной ложкой варенье из лепестков роз на каждый кружочек и слепляла тесто пальцами, как вареники. Получались небольшие полумесяцы с неровными краями. Я принесла свою советскую чудо-печь, чтобы не разжигать духовку в ее неисправной плите. Вдруг сквозь оконное стекло прорвалось солнце, хотя дождь еще шел. Мы поставили противень с пирожками в печку и вышли во двор.
На нашей террасе стоял Р. и показывал рукой на небо. Над горами висела радуга. Она застыла, раскорячившись, прямо над нашей машиной, будто только что ею разродилась.
ЗАПАХ
Все плохое происходит зимой. Зимой Р. попал в аварию. На белом горном вираже его занесло, и он столкнулся с грузовиком. Ударился головой о руль, сломал нос. Длинный никелированный передок нашей машины спас ему жизнь. В таких случаях принято говорить: обошлось.
Однако ж не обошлось. С тех пор Р. стал ощущать странный запах, хотя нос у него сросся правильно, и уже не было заметно швов. Р. говорил, что этот запах появляется внезапно, накатывает волнами, с разной силой. Острее всего он его чувствовал в одном месте — на спуске к пруду. Там росла крапива, а в ней — ясень, и Р. обнюхивал листья крапивы и кору дерева, но ничего там не находил. Он подумывал даже, что, возможно, это от воды так тянет — ни хорошо, ни плохо, чем-то сладковатым и чуточку терпким. Но и вода была ни при чем. Как-то раз он обнаружил этот запах в рюмке коньяка. Потом в кофе и на свитере, который залежался в шкафу среди зимней одежды. В конце концов Р. осознал, что этот запах присущ не вещам, не предметы его источник, что у него, собственно говоря, нет источника, он лишь на миг пристает к вещам, единожды, да и то случайно, и поэтому так трудно дать ему название. Он ни на что не похож, сказал раз мне Р., а потом ему показалось, что совсем наоборот, что он присутствует и во всех других запахах, и сломанный нос, искромсанные обонятельные клетки стали к нему более восприимчивы, открыли его и навсегда запомнили. И именно это самое неприятное — не знать, как назвать то, что ощущаешь собственным носом, что заставляет тут же обратить внимание на момент, в котором пребываешь. Мучительно — не находить места некоему явлению в череде других явлений, не понимать его, не уметь объяснить. Так пахнут некоторые насекомые, оставляющие на ягодах свой след. Такой запах исходит от лезвия ножа, режущего помидор. Таков запах бензина, смешанного с душком заплесневелого сыра. Моих старых духов внутри немодной сумочки. Железных опилок, карандашного грифеля, нового компакт-диска, поверхности оконного стекла, просыпанного какао.