КТО НАПИСАЛ ЖИТИЕ СВЯТОЙ И КАК ОБО ВСЕМ УЗНАЛ
Какой-то молоденький семинарист взял у него все бумаги и велел прийти вечером; а уже тогда без слова показал Пасхалису комнату, которую тому предстояло занимать, ожидая решения совета. Комната была темная и сырая, из ее окна инок увидел реку и бедные лачуги на берегу. В некотором смысле она напоминала его келью в монастыре — узкая кровать, напротив стол и стул, а вместо коврика из бараньей шкуры низенький аналой. Он тотчас опустился на колени на подножную скамеечку и попытался молиться, но Кюммернис не желала предстать его взору. Мысли Пасхалиса были больше заняты гладким узором на пюпитре, чем святой; в конце концов он встал на колени на каменном полу. Но все равно не мог сосредоточиться. Из-за окна долетал шум реки, уличный гомон, поскрипывание колес, голоса людей. Глац не способствовал молитве. Впервые за многие годы монах уснул, не помолившись на ночь.
На следующий день тот же семинарист сообщил ему, что с рукописями как раз знакомится епископ, а посему аудиенция состоится завтра. На следующий день он сказал то же самое. И через день. Итак, Пасхалис жил во дворце епископа, и у него было время осмотреть город.
Он видел несметное множество людей; ему казалось невероятным, чтобы столько их жило в одном месте. Удивляло, что не все знакомы друг с другом. Люди равнодушно шагали, не глядя на встречного. Пасхалис бродил по этому странному городу с утра до вечера, так что ремнями сандалий стер себе ноги. Он видел торговцев на рынке перед лавками, полными всяческого добра. Трудно было упомнить, для чего все эти вещи предназначены. Видел детей, играющих прямо на дороге, животных, уставших от жары и шума, в церквях — деревянные, ярко раскрашенные статуи, поразительно похожие на людей.
Но пуще всего его взор пленяли женщины. Здесь, в городе, они стали более реальными, конкретными и ощутимыми. Молясь в храме, он угадывал их присутствие по шелесту платьев и легкому постукиванию каблучков. Украдкой рассматривал каждую деталь их одежды, пряди волос, переплетения кос, линию плеч, плавные движения руки, осеняющей грудь крестным знамением. Когда никто его не видел, он повторял эти движения, словно заучивал сложные магические заклинания.
На одной из прибрежных улиц он обнаружил дом, возле которого постоянно собирались молоденькие девушки в юбках, подобранных до колен. Тесемки их рубах, как будто невзначай развязавшись, обнажали точеные шейки и плечики.
Пасхалис приходил туда по несколько раз на дню. Он, собственно, даже не понимал, как это получается. Ноги сами — стоило ему задуматься — несли его сюда, в эти прибрежные, воняющие сыростью закоулки, кажется, навечно пропитавшиеся водой. Девушки менялись, но он в конце концов научился их всех различать. Они тоже его узнавали и улыбались, точно старому знакомому. Как-то раз одна из них шепнула ему, когда он быстрым шагом проходил мимо: «Поди-ка сюда, братик, я покажу тебе то, чего ты еще никогда не видел». Этот шепот был подобен удару. У Пасхалиса на миг перехватило дыхание и кровь прилила к лицу. Но он даже не остановился. В тот же день монах увидел в ларьке маленькие деревянные распятия с Кюммернис. «Это святая Кручина, — сказал лавочник, — покровительница всяческих перемен». Пасхалис купил такой крестик на деньги, которые ему дала мать-настоятельница.
Наконец его вызвали к епископу.
— Все это весьма поучительно и вдохновляюще. Ты прекрасно изложил историю жизни этой необычной женщины, однако многое тревожит нас в ее писаниях. — Так начал какой-то человек в черно-белом облачении. Потом разложил перед собой листы рукописи и с минуту водил по ним взглядом. Епископ смотрел в окно, повернувшись к ним спиной.
— Что означают, например, такие слова: «Я видела это. Оно было бесконечно и могущественно, но не всюду одинаково. Располагалось и близко к Нему, и далеко. На оконечностях своих холодело, застывало, как жидкое железо».
— Это о Боге, — сказал Пасхалис, но епископ не шелохнулся. Черно-белый монах однако же возразил:
— Я понимаю, что это, возможно, поэтическая метафора, однако, согласись, друг мой, немного рискованная. Матушке-настоятельнице следовало бы быть более внимательной и проницательной. Многое вызывает сомнение, сынок… Или же вот тут: «Невзирая на то, что я делаю — это любовь к Тебе, а любя Тебя, я должна любить и себя, ибо то, что живо во мне, то, что любит, и есть Ты». Это уже звучит почти как ересь… Невзирая на то, что я делаю… Я как будто бы слышу одного из этих отщепенцев. Или вот, послушайте, ваше преосвященство…