— У тебя есть деньги? — спросила девушка и зажгла свечу.
Инок пошевелил кошелем, привязанным под сутаной: звякнули монеты. Комната и в самом деле была небольшой. На полу у стены лежал тюфяк, набитый соломой. Пасхалис прислонил к стене свою суму с бумагами, а девушка легла на тюфяк и до подбородка задрала юбку. Он увидел раскинутые в стороны ноги в дырявых чулках и черное пятно между ними. Он стоял над этим распростертым телом и не знал, что делать.
— Ну, братик, чего же ты ждешь? — засмеялась девушка.
— Я хотел бы лечь на тебя, — произнес он сдавленным голосом.
— Вот те и на — он хотел бы на меня лечь, — воскликнула девушка, прикидываясь удивленной.
Пасхалис встал на колени и мягко опустился на нее. Он лежал так с минуту, боясь даже вздохнуть.
— Ну и что дальше? — спросила девушка.
Он взял ее руки и развел их широко. Пальцами дотронулся до ее ладоней — они были огрубевшие и шершавые. Лицо юноши касалось ее волос, они пахли жареным салом. Девушка лежала под ним неподвижно, он ощущал ее размеренное дыхание.
— Здесь, может, не так уж тепло, но тебе, пожалуй, лучше раздеться, — произнесла она вдруг спокойно.
Он задумался, потом поднялся и начал снимать одежду. Девушка проворно выскользнула из платья. Теперь они соприкасались обнаженной кожей. Пасхалис прислушивался к ее дыханию. Кожу живота щекотали ее жесткие волосы.
— Что-то с тобой не то, — шепнула она ему на ухо и ритмично задвигала бедрами. Он не ответил, не шелохнулся. Она взяла его руку и ласково положила между своих ног. Пасхалис искал отверстие, ведущее в глубь тела, которое так часто себе представлял, но все было совершенно иначе.
— Да-да, именно так, — проговорила девушка.
Вдруг его пальцы испугались, он отдернул руку и попытался встать, но она обхватила его ногами и снова привлекла к себе.
— Ты такой красивый, у тебя волосы, как у женщины.
И тут он потянулся за сброшенным ею платьем и встал.
Девушка изумленно смотрела, с каким благоговением он его надевает. Она присела на колени и помогла зашнуровать корсет.
— Чулки, — потребовал он.
Она стащила чулки с ног и подала. Они едва доходили ему до колен.
Пасхалис закрыл глаза и провел руками по своей груди и бедрам. Шевельнулся, и платье шевельнулось вместе с ним.
— Ложись так, как лежала прежде, разведи широко руки, и тогда я открою глаза, — сказал он девушке.
Она поступила так, как он велел. Пасхалис приблизился и долго смотрел, затем, приподняв складки юбки, встал на колени между ее ногами. Он опустился на нее неспешно, проник в нее безошибочно, как будто проделывал это сотни раз, а потом неторопливо и размеренно начал прибивать ее к земле.
СОН
Я получила письмо. Оно лежало на письменном столе с другими бумагами, которых скапливаются кучи в наше отсутствие и которые приходится читать все сразу, листок за листком — при этом бесследно исчезает та радость, с какой достаешь из почтового ящика одиночный конверт от конкретного человека и читаешь послание внимательно, затаив дыхание. Письмо затерялось среди избирательных листовок, реклам гипермаркетов и языковых курсов, банковских квитанций, счетов за телефон, конвертов с печатью вместо фамилии отправителя, официальных уведомлений, открыток, в которых шлют короткий привет, напоминают, сообщают, извещают. Оно в общем-то тоже не было настоящим письмом, как будто бы этот вид почтовой корреспонденции незаметно себя изжил. Была то скорее реклама, бумажка с текстом, нечеткая ксерокопия с бледным, расплывчатым шрифтом, застрявшая между избирательными листовками каких-то партий, — такое даже нет желания прочитать до конца. Не было оно письмом еще и по той причине, что само для себя служило конвертом, как это принято в служебной переписке: лист бумаги вчетверо сложенный, прихваченный ярлычком, смазанным клеем. Там же адрес и марка.
Первые слова звучали так: «Проснись». Дальше я уже не читала или забыла, что было дальше. Возможно: «Проснись. Польша стоит на краю пропасти. Голосуй за наших кандидатов!» Или же: «Проснись. Не упусти шанс. При покупке на сумму свыше 300 злотых тебя ждет подарок — набор луковиц различных сортов нарциссов». Или: «Проснись со знанием иностранного языка. Наша методика обучения во сне гарантирует овладение языком в течение трех недель». Я помню только, что вскрывала его ножом, как и остальные письма, и теперь уже каждый нож ассоциируется у меня с этим «Проснись», и так останется, по-видимому, навсегда. Вскрытие плоского тела сложенного листа бумаги, разделывание бумажной дичи, чтобы добраться до ее скрытых значений, вещих потрохов.