"Может быть, о том, с чем вы еще не разобрались?" - спрашивает она. Когда он не отвечает, она добавляет: "Какие-то вещи, с которыми вы не знаете, как справиться, разобраться и эффективно переработать самостоятельно?"
"Нам не нужно этого делать, я..."
"Вы бы сказали, что у вас есть проблемы с доверием?"
Он не отвечает.
"Бывает ли у вас ощущение, что вы совершенно одиноки, а весь остальной мир стремится заполучить вас?" Она отпивает еще кофе. "Вы когда-нибудь беспокоились, что у вас может быть паранойя?"
Гордон снова не отвечает.
"Почему вы не смогли ответить на вопрос Уэйна ранее? Как умерла ваша жена, Гордон? Я знаю, что это неприятно, но этот вопрос доставляет вам неудобства?"
"Она умерла в больнице", - говорит он. "Она пролежала там несколько недель".
"Почему она была в больнице?"
"Почему вы задаете мне вопросы, на которые уже знаете ответы?"
Амайя жеманно улыбается. "Может, вы подумаете о том, чтобы вернуться под опеку доктора Спайрса?"
Гордон хочет сесть. У него болят колени и спина. Но он остается стоять. "Почему?"
"Групповая терапия подходит не всем".
"Все в порядке". Гордон кутается в свой плащ. "Я не вернусь".
"Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Я не прошу вас больше не приходить".
"Это не имеет значения. Я не вернусь".
Она нахмурилась. "Если вы уже приняли это решение и твердо намерены его выполнять, то я настоятельно рекомендую вернуться к доктору Спайрсу в ваших интересах".
Гордон держит шляпу в руках, пытаясь придумать, что еще сказать, как выпутаться из этой ситуации раз и навсегда. Ему не удается ни то, ни другое.
"Вам не нужно было обращаться за профессиональной помощью", - объясняет она. "Но вы решили это сделать, а значит, на каком-то уровне чувствовали, что это необходимо. Думаю, так и есть. А вы как думаете, Гордон?"
Он бросает короткий взгляд на окна. Фигура не вернулась. Только дождь. Затем он смотрит на дверь. Она по-прежнему закрыта. "Я не знаю".
Амайя делает еще один глоток кофе, размазывая помаду по ободку своей чашки. "Сегодня что-то случилось, Гордон?"
Откуда, черт возьми, она знает?
"Сегодня утром на человека напали, - говорит он сам себе, - возле моей квартиры. Бездомный, который живет в парке, какие-то панки избили его".
"Вы были свидетелем?"
Гордон кивает.
"Что вы чувствовали?"
"Испуг. Злился".
"Поговорим об этом".
"Я думал, мы закончили на сегодня".
Амайя проходит мимо, садится в кресло и скрещивает ноги. "Ты хочешь уйти, Гордон? Или хочешь остаться и немного поговорить?"
Хотя Амайя наполовину японка, иногда, когда он смотрит на нее, Гордон видит лишь призраков, взывающих к нему из прошлого. Глаза, думает он, это всегда ее глаза, которые возвращают меня в джунгли, выпивка, огонь, молодой вьетнамский парень, мой пистолет у его головы и все кричат. Хаос. Кровавый хаос. Все, что он видит, - это слезы этого юноши. Потому что мальчик знает, что умрет, и что бы он ни говорил этому сумасшедшему солдату, ничто этого не изменит. Он убьет его; он казнит его прямо в его доме на глазах у всей семьи, пока горит его деревня. Может быть, потому, что мальчик действительно вьетконговец и отказывается рассказать, что он знает. А может, потому, что он может убить его, и никто его не остановит. Воспоминания о крови, бьющей из виска юноши, и его взгляде, когда он падает и умирает у ног Гордона, возвращаются в самые темные уголки его сознания, откуда они и пришли.
""Вы хотите мне помочь?" - спрашивает он.
"Думаешь, я хочу тебе помочь?"
Он стоит неловко, и мысли его начинают метаться. "Я не знаю".
"Думаешь, я хочу причинить тебе боль, Гордон?"
"Я... не знаю".
"Почему Катарина оказалась в больнице?"
" Вы знаете, почему". Он чувствует, как его гнев поднимается, борясь со страхом, и они становятся одним целым. " Вы читали газеты, вы знаете, что произошло".
"Я бы хотела услышать, как ты это говоришь".
Он спотыкается, выбивая каблуком один из стульев из круга. "Почему?"
Она ставит кофе на пол, затем аккуратно складывает руки на коленях. "Я здесь не для того, чтобы мучить тебя, Гордон. Я здесь, чтобы помочь тебе".
"Теперь все это возвращается ко мне", - говорит он. "Это то, что вы хотите услышать?"
"Что возвращается к тебе?"
"Прошлое, воспоминания..."
Амайя встает, но медленно, осторожно. "Это хорошо, Гордон. Я знаю, что это больно и страшно, но это необходимо для процесса исцеления".
"Исцеления?" - рычит он. "Нет никакого исцеления. Не от того, что я сделал".
Ее темные глаза смотрят на него. "Что ты сделал, Гордон?"
Что я сделал? Господи, что я натворил?