– Да ты у нас неженка!
– А ты – бесчувственный психопат, которого нисколько не трогают кровь и выпотрошенные внутренности.
– Ко всему привыкаешь, – пожал плечами Кен. – Я хочу сказать, до того как появился СПИД, мы покупали обед в «Макдоналдсе», ставили пакеты на вскрытый труп и спокойно ели. Иногда, когда к нам заглядывают гости, мы нарочно подшучиваем над ними и, скажем, начинаем перебрасываться селезенкой. Понимаешь, просто чтобы напугать. – Он рассмеялся. – Но теперь все стали осторожными. СПИД и вирусный гепатит, дружище. С этой заразой шутки плохи. Так что с тех пор в нашей работе не осталось ничего веселого.
Карлина принесла пиво Кену, и Сторми тоже попросил еще один бокал.
– Я тебе давно говорю, – продолжал Кен, – ты обязательно должен вставить это дерьмо в какой-нибудь фильм. Чтобы показать всем, что такое работа судебного патологоанатома. Зрителям это понравится.
– Я не снимаю фильмы, я только выпускаю их в прокат. И если не брать любителей «Лиц смерти», не думаю, что подобное творчество соберет большую аудиторию. В мире ненормальных далеко не так много, как ты думаешь.
– Кстати, о ненормальном. Вчера я говорил с Томом Утчакой о том, что происходит в резервации.
– А что происходит в резервации?
– Много странного и мерзкого.
Сторми подался вперед. Это уже становилось интересным.
– Ты ведь знаешь Тома, верно? Он ведь не дурак и не суеверный. – Кен понизил голос. – Том говорит, его отец вернулся в резервацию.
– Я полагал, его отец умер.
– Совершенно верно.
Растерянно заморгав, Сторми начал было что-то говорить, но закрыл рот.
– Том говорит, что видел отца у старого дома своих родителей. Кажется, сейчас этот дом пустует. Как-то раз он проезжал мимо и увидел своего отца, стоящего посреди поля. Том остановился, чтобы убедиться в том, действительно ли видит то, что видит, и отец улыбнулся ему и помахал рукой, а потом направился к нему. Том рванул с места… И он не единственный. Многие видели своих умерших родственников. Том не знает, что думать, но, по его словам, по резервации прошел слух, что потусторонний мир переполнен, там больше не осталось места для новых умерших, и кое-кто из мертвых удирает оттуда и возвращается в наш мир.
Помимо своей воли Сторми почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
– Это кто, призраки или воскресшие мертвецы?
– Мертвецы. Ожившие и воскресшие. Это не полуразложившиеся зомби – они вернулись назад, бодрые и свежие. Том говорит, его отец выглядел как в лучшие годы.
– Но ты-то не веришь в этот бред, ведь так?
– Я уже давно знаю Тома, и хоть сам я ничего такого не видел, но все же верю ему.
– Тебе ежедневно приходится возиться с мертвецами. Как ты можешь?..
– Могу что? – Кен помолчал. – Знаешь, чем больше я узнаю́, тем больше понимаю, как мало знаю. Это расхожий штамп, но когда я окончил школу, мне казалось, что я знаю всё, и когда я только начал работать на этом месте, я не поверил бы во все эти рассказы даже после того, как отец Тома заявился бы ко мне в спальню и схватил меня за яйца. Но с годами я усвоил, что нужно прислушиваться не только к зазубренным фактам из учебников. Усвоил, что нужно прислушиваться к людям и анализировать каждую конкретную ситуацию. И как бы безумно это ни казалось, я считаю такой подход оправданным. Я считаю его правильным.
Сторми хотел посмеяться над своим другом, хотел отругать его за то, что тот верит в бредовые предрассудки, однако Кен искренне верил в то, что говорил, и это смутило Сторми.
– На самом деле тут не одни только мертвецы. Судя по всему, жители этой резервации видели… оживших кукол. Своих качин[12], которых они мастерят для туристов. Я так понимаю, те, кто занимался этим ремеслом, теперь даже близко не подходят к своим мастерским. Они все закрылись.
– Все это тебе рассказал Том?
– О нет. Ты же его знаешь. Об отце я узнал только потому, что напрямую спросил его. До меня дошло из других источников о том, что происходят странные вещи, и я решил проверить, в чем дело.
Сторми уставился в дно своего пустого бокала. Во всем этом было что-то смутно знакомое, но он никак не мог за это ухватиться. Это было в каком-то кино? Вряд ли. Связь была более существенной, более личной, более прочной. Сторми еще не владел всеми деталями, но он уже видел в этих странных явлениях продолжение чего-то, что случилось прежде, – хотя он и не знал, о каком «чем-то» идет речь.
Он неуверенно кашлянул.
– Эти «ожившие» куклы… Они ходят? По ночам?
– В самую точку, – кивнул Кен.
Можно было бы и самому догадаться. Это совершенно логично. Чем еще могут заниматься ожившие куклы? Однако Сторми не высказывал свою догадку. Он знал наверняка. Или помнил. Сторми не мог сказать, в чем тут дело. У него перед глазами стоял образ примитивной обтрепанной куклы, медленно покачивающейся на негнущихся ногах, целеустремленно шагающей по длинному темному коридору.