Четыре низшие стихии так же не щадили своих адептов.
Акши — адепты воды — расплачивались особенно жестоко. Даже под надзором старших лишь единицы доживали до семи лет. Адепты других стихий предпочитали не связываться с ними. Расшатанная психика делала их совершенно невменяемыми в бою, так что под горячую руку иногда попадали и союзники, а брать пленных акши не умели. Им было доступно влиять на чужой разум, но они с трудом справлялись с собственным. Еще акши умели исцелять раны и некоторые телесные недуги. Доскональное знание анатомии делало их так же и отличными убийцами или палачами. В узком кругу себе подобных акши сформировали собственную мораль, граничившую с религией. Идея Круга Закона, путанная для понимания постороннего, была для них кристально ясна и служила основным руководством к действию.
Адепты огня были полным воплощением своей стихии: вспыльчивые, энергичные, безбашеные. Мне мало что было о них известно, поскольку они были по натуре еще большими одиночками, чем адепты прочих стихий. Большими индивидуалистами, чем они были только драконы, которые, впрочем, тоже принадлежали огню.
Так же мало я знал и об адептах воздуха. Я видел однажды, как один из них движением руки превратил в груду камней замковую стену, и мог только предполагать, что это как — то связано со звуком.
Самыми успешными среди всех можно было считать адептов земли. Собственная стихия была к ним практически равнодушна, ловушек на пути не расставляла, и ее служители довольно быстро заняли главенствующую роль среди магов. Изучение стихии земли шло аж по трем направлениям: ботаника, камневедение и целительство. Ботаники целыми днями торчали в садах и огородах, выращивая причудливые растения для самых разных нужд. По этому пути дальше всех продвинулись эльвы. Камневеды изучали свойства минералов, и тут впереди оказались гномы. Лекарское же искусство, сообщаясь с двумя вышеуказанными направлениями, равно развивалось у всех рас, включая даже гоблинов.
И каждый адепт — потенциальное божество.
Но я отошел в своих размышлениях от основного вопроса — где спрятать Горилику? В компании адепта Смерти миновать Лисьи Курганы — плевое дело. Потом, вдоль все тех же холмов нужно будет добраться до побережья, а там с попутным судном в Корн. Но стоит ли там задерживаться? В Строзо есть неплохая академия, куда можно пристроить Горилику, да и мне найдется, чем заняться, но меня беспокоила местная тайная стража. Империя Теморан старательно прижимала Корн к морю, используя для этого жрецов культа Истинного Бога, и корнцы вылавливали всех мало — мальски подозрительных гостей столицы. Мы были крайне подозрительны, тем более, что в Корн прибывали практически с вражеской территории.
Перебрав в уме все возможные варианты, я решил не портить себе нервную систему, путаясь в туманных перспективах, а принять решение на месте. На крайний случай можно было прихватить с собой акши — какие бы вопросы не возникли к нам у тайной стражи, они поостерегутся хватать адепта воды или ее спутников без достаточно веских причин.
Разумеется, утром мы никуда не поехали. В понимании Паука, утро — это не раньше полудня. Издержки профессии. Я и сам не прочь был бы выспаться, но мне нужно было поговорить с Успелом. К счастью, мне не пришлось его будить: парень встал раньше всех, и когда я, превозмогая зевоту, сполз в столовую, он уже в задумчивости выводил что — то пальцем на пустой столешнице.
— А с завтраком у нас как? — я огляделся в поисках хоть чего — нибудь съестного.
Успел, надо признать, не избалованный в дороге моим вниманием, удивленно посмотрел на меня, как бы спрашивая, действительно ли я обращаюсь к нему. Проигнорировав этот немой вопрос, я прихватил из вазы яблоко, с сомнением его оглядел и положил обратно.
— Понятно. Пока хозяин не проснется, кормить нас не будут. А проснется он еще не скоро. — Я походя хлопнул бойца по плечу. — Пойдем на кухню, чего — нибудь раздобудем.
За время поездки я убедился, что вызываю у парня брезгливое отвращение. Виной тому была, во многом, роль злобного мага, которую я терпеливо оттачивал в течение многих лет. В стенах дворца далеко не все считали меня таким уж злобным, но молва искажает правду до неузнаваемости, и за пределами столицы обо мне ходили такие истории, что в пору было плакать. Невесть что говорили о придворном чародее в селениях кеметов.