— Регистрируй.
Канцелярист зашуршал бумажками, а я облегченно выдохнул прямо в рожу жреца. Тот скривился и помаячил перед самым моим носом внушительным кулаком.
— Если на тебя, — он сгреб со стола столь долго и мучительно заполняемые мной бланки и вчитался в корявый почерк. — Если на тебя, Егнур лои Грем, хоть одна жалоба поступит, я из твоих кишок собственноручно веревку совью и тебя же на ней повешу.
Визгливый голосок забавно контрастировал с внешностью жреца, но мне было совсем не смешно: я видел по его глазам, что он слов на ветер не бросает. Жрец удовлетворенно кивнул, похлопал меня по плечу и вышел.
— Процедура, — канцелярист виновато развел руками.
— Че? — Влезать в шкуру малограмотного деревенского «алхимека» было неприятно, но я кое — как справлялся.
— Процедура, говорю, такая! — Повысил голос канцелярист. — Как на границе нарушителей поймали, так опять все по процедуре стало!
— Дык так и надо, — протянул я, сгребая со стойки лицензию. — Чтоб не шастали всякие.
Я подозревал, что пограничную вышку вместе с третью гарнизона спалили мои спутники. На центральной площади, правда, четвертовали каких — то «предателей Короны». Они явно неспособны были поджечь даже бочку со смолой, не то что каменное укрепление, но в городе ввели особое положение. Стража теперь не то, чтобы бесчинствовала, но обдирала приезжих с повышенным энтузиазмом. Нужно было как — то устраиваться, приспосабливаться и ждать. Вот я и приспособился.
Гильдейский жетон, который я гордо нацепил поверх плаща, служил мне защитой лучшей, чем личная охрана. Алхимия и без магии может многое, но эта область изучалась довольно вяло. Среднее магическое снадобье требовало совсем небольших вливаний силы, но было в разы эффективнее обычного. Когда в Теморане начали отлавливать магов, алхимики оказались самыми уязвимыми: они активно пользовались магией, были на виду и не могли, по большому счету, оказать серьезного сопротивления. В считанные месяцы страна оказалась лишена того, к чему все привыкли: от приворотных зелий и лекарств до крысиного яда и мыла. Новым алхимикам появиться было неоткуда: они разбежались или попрятались. И тут из деревень в столицу хлынули толпы знахарей и ведунов. Они наводнили площади палатками с чудодейственными средствами, и на какое — то время горожанам показалось, что проблема решена, но вскоре пришло разочарование: зелья либо были подделкой, либо содержали некую толику магии. Снова запылали костры, застучали о плахи топоры. Мыло снова стало предметом роскоши. Редкие знахари, действительно умевшие обращаться с немагическими смесями, стали на вес золота.
За свой товар я был спокоен: никакой магии, но и помереть никто не должен. Конечно, раз на раз не приходится. Иной раз и перепутаешь ингредиенты, но клиентура была сплошь непритязательная, а что у соседки снизу от моего порошка белье в зеленый цвет покрасилось, так она только обрадовалась и расхваливала меня всем своим подругам. Магические зелья, найденные в подземельях, я оставил у Толлара. Немного напрягала собственная корявая речь, но я постепенно втянулся, и в таверне, за кружкой разбавленного вина, общался с ремесленниками вполне уверенно. Пару раз меня таскали на прием к «серьезным людям», но я старательно путал порошки и, хоть до смерти никого не залечил, был выгнан в шею (в буквальном смысле) и окончательно осел в трущобах.
Раз в неделю меня навещала Паутинка, сообщала последние новости с границы. К зиме все вроде поутихло, но дороги занесло, и выбраться из страны уже не было никакой возможности. С Лотой я не виделся, поскольку присутствие в городе постороннего божества было бы тут же обнаружено. Новых вестей от грандмастера тоже не было, а проявлять инициативу мне не хотелось. До самой середины зимы я, откровенно говоря, страдал ерундой. Ковырялся в лаборатории, пил вино в таверне и читал. Пожалуй, жизнь в Теморане могла бы считаться вполне сносной, если бы не обостренная паранойя.
В свой прошлый визит в империю я застал самый разгар охоты на магов. Злые, поджарые жрецы Единого напоминали тогда гончих. Их глаза горели фанатичным огнем. Теперь же по улицам разгуливали самодовольные толстые увальни, не способные без посторонней помощи завязать сандалии. И это за каких — то четыре года. Эта метаморфоза пугала больше, чем все их зверства, вместе взятые.