– Да, и чуть не угробил всех нас при этом, – указал Стэннерсли.
– : Не ваша, – возразил Сун оттуда, где трусил в середине группы. – Я не хотеть причинять ваша вред. Моя дурной сон – страдать я, не ваша.
– Да, но так не получается, – разъяснил ему Тарнболл. – То, что убивает тебя, вероятно, убивает также и нас. Так что больше никакой героики. Кину Сун!
– Глупый! – покачал головой коротышка.
– Я или ты? – осведомился спецагент.
– Моя глупый, – ответил Сун. – Думай, это кончаться. Поэтому заставлять все кончаться. Глупый.
– Кину Сун, – обратился к нему Джилл, – некоторым из нас довелось уже проделывать это – и мы победили, вернулись в свой родной мир. Постоянно повторяй себе это. Ты можешь вернуться в свой родной мир, к Лотос. Я хочу сказать, к настоящей Лотос.
И коротышка кивнул, прожевал шоколадку и продолжал идти.
– Ну, нам больше не приходится нести рюкзаки, – вздохнул Уэйт. – И еды тоже больше нет. Черт, мы заслуживаем «лесенку». Я сыт по горло всеми этими «змейками».
– Анжела, милая, – обратился к подруге Джилл, – то, что ты там говорила насчет того, будто синтезатор поддерживает своего рода сумасшедшее равновесие, натолкнуло меня на мысль. И «сумасшедшее» – это самое подходящее слово. Поэтому если я сильно отойду от того, что нам известно, пусть меня кто-нибудь поправит. В любом случае, мне все представляется вот в таком свете: что бы там еще ни выглядело неисправным, перекошенным в нашем текущем существовании, по крайней мере, мы-то настоящие. Я хочу сказать, мы находимся в наших настоящих телах, в каком бы мире ни оказались.
Уж это-то ясно из того, что у нас сохранились наши обычные телесные отправления, которые не проявлялись, когда мы в прошлый раз угодили в Дом Дверей; и, вдобавок, мы ощущаем голод, слабеем, обрастаем бородами и так далее. Так что это – есть мы… Паршивый английский язык! Это суть мы! Мы не синтезированные манекены, какими были в первый раз. В тот раз настоящими были только Род Денхольм и Алек Хагги. Один из них, Хагги, попал в игру случайно, а Род Денхольм был придуманной Ситом дополнительной маленькой угрозой. По какой-то причине он использовал настоящего Рода; вероятно, для своего личного удовольствия.
Джилл умолк и нахмурился:
– Тут легко сбиться с мысли. Столько комбинаций идей или догадок, которые могут быть верными или не совсем неверными. В любом случае, постараюсь продолжить. Теперь Сит сказал нам, что на этот раз яды могут убить нас, инопланетная атмосфера тоже, и чуть ли не все может нас убить, потому что мы – настоящие. И поскольку мы настоящие, наша энергия истощается, и мы можем утомиться телом, умом и душой. Утомиться и оказаться уничтоженными. Ну, именно так утверждает он… но как насчет синтезатора? Как мне представляется, у него должны быть основные правила для тестирования излучаемых образчиков. Я хочу сказать, ведь это машина фонов, а фоны были, в конечном счете, неплохим народом, С ними можно поговорить разумно. Я говорил с Верховным фоном; он не показался мне каким-то чудовищем; Сит был не нормальным человеком – или существом. Поэтому если определенные правила являются для синтезатора основными, то, возможно, Сит просто пугал нас болтовней о ядах, негостеприимных атмосферах и тому подобном. И в таком случае, возможно, компьютер синтезатора и впрямь поддерживает какое-то своего рода сумасшедшее равновесие.
– Основные правила? – в голосе Тарнболла явственно звучал скептицизм. – Но разве он не сказал, что теперь это его игра?. Разве он не говорил нам, что перепрограммировал эту штуку и может теперь создавать правила по ходу дела?
– Да, он это говорил, – ответил Джилл. – Но может ли он? Что, если у этой штуки есть самоотключатели, встроенные принципы, которые просто нельзя обойти – ни Ситу, ни кому-либо другому. В конце концов, нам известно, что один такой точно есть. Меня стукнули по голове, когда те красные солдаты схватили нас на той поляне. Так же, как и Анжелу. Ладно, допустим, у меня шишка, а у нее – синяк, но они быстро заживают. А если не считать этого, то у нас все распрекрасно… нас исправили. И Джорджа тоже починили. И Кину Суна, во всяком случае, – в пределах возможностей синтезатора. Так что эта часть синтезатора явно по-прежнему работает. Понимаете, к чему я клоню? Что хорошего в испытании, если все контрольные образчики в конечном итоге должны умереть?
– Дайте-ка я разберусь, правильно ли я тебя понял, – проговорил Тарнболл. – Ты говоришь, что… в тот первый раз, там, в Шотландии, мы не могли умереть или серьезно пострадать, во всяком случае, физически, потому что это были не мы. Но мы могли пострадать психически, сойти с ума от страха, потому что думали, будто это были мы.
Мы не знали, что мы синтезированы, потому что если бы знали, то это сорвало бы цель испытания, которая заключалась в том… заключалась в том, чтобы…
– Чтобы довести нас до последней черты, – кивнул, прерывая его, Джилл. – А потом посмотреть, свалимся ли мы с края пропасти или нет. И случилось так, что некоторые из нас свалились: Клайборн и Андерсон. Но что касается основной массы тестируемой группы, то мы выжили и психически, и физически, даже до такой степени, что побили Сита в его же жульнической игре. Поэтому мы явно оказались достойными. Вот потому-то фоны и убрались, оставив нас в покое.
– Ладно, – сказал Тарнболл. – Значит, на этот раз Сит хотел бы изменить правила – и он хотел бы, чтобы мы думали, будто он их изменил – но, фактически, программа тут фиксированная, неизменяемая. Ты именно это пытаешься сказать?
– Правильно, – подтвердил Джилл. – Что-то вроде того. Но просто подумайте: разве не имело бы смысл в тех мирах, которые не могут причинить испытуемым образчикам физического вреда, в мирах, которые им подходят, испытывать настоящие образчики, а не их копии?
На сей раз, усомнилась Анжела:
– Не могут причинить им физического вреда?
Джилл пожал плечами:
– Ну, исключая несчастные случаи, конечно. Полагаю, я говорю о том, что есть миры с совместимой атмосферой и силой тяжести – в нашем случае, миры земного типа, где образчики действительно могут выжить.
– Но если это так, – снова заговорил Тарнболл, – то почему Сит в первый раз не подверг испытанию настоящих людей?
– Знаешь, Джек, – нахмурился Джилл, – иногда ты, черт возьми, чересчур уж логичен. – Но затем щелкнул пальцами. – Но ты также сам же даешь ответы на свои вопросы.
– А?
Джилл энергично кивнул.
– Помнишь случай, когда то ядовитое насекомое схватило кисть твоей руки? Будь это настоящий ты, то тут же на месте и умер бы. Но ты выжил и становился все сильнее.
– Значит, – заключил Уэйт, – тут действует какая-то своего рода справедливость, система взаимозависимости и ограничений. На каждую «змейку» – «лесенка», и наоборот.
– Возможно, – не стал спорить Джилл. – А это означает, что Сит не столь всемогущ, каким хотел бы казаться. И, Джек, подумай-ка вот о чем. Если мы пережили то первое тяжкое испытание только благодаря своим синтезированным телам, то как насчет Хагги и Денхольма, а еще и Барни? Они тоже пережили его, большую часть испытаний. По большей части на инопланетных мирах. Я хочу сказать, мы ведь знаем, что Сит – жулик, так почему бы ему не быть еще и лжецом?
– Так значит, все это сводится к тому, – сделал вывод Тарнболл, – что на самом-то деле, как ты говоришь, у нас больше шансов, чем он нам пророчит. И что единственная разница между этим и нашим прошлым визитом состоит в том, что на этот раз мы – это действительно мы.
– И еще одно, – кивнул Джилл. – На этот раз мы. знаем, что к чему! На этот раз если нас напугает, приведет в ужас что-нибудь чудовищное, то мы будем знать, в чем тут дело. Ладно, так давайте пугаться, сколько влезет – но не дадим загнать себя с края в пропасть. Сит рассчитывает, что мы чуточку спятим или, может быть, совсем сойдем с ума, в то время как он будет стоять в сторонке и смеяться над нами; рассчитывает, что мы будем испуганы до потери рассудка, когда он в последнюю минуту вступит в игру, чтобы нанести завершающий удар. Фактически, он уже один раз попытался это сделать в «Китае». Так он представляет себе оплату сторицей. Поэтому мы не должны делать ничего иного, только держаться тут.