Тут инстинкт поднял его на ноги, он задергался, как марионетка. Пораженная Анжела и остальная команда последовали его примеру. Он скомандовал:
– Прочь от этой плиты, – горло у Джилла сделалось сухими как пыль. – Прочь от этой проклятой двери! И как можно быстрей и бесшумней! За мной в лес! – Конечно же, бежать следовало в лес на этой стороне поляны, максимально удаленной от их прежнего лагеря в пещерах у подножья утеса.
Они последовали за ним, ни о чем не спрашивая, пока не оказались глубоко в подлеске, где Джилл пригнулся к земле у огромного ствола упавшего дерева. И покуда он изо всех сил пытался сосредоточиться на этой антенне, приказать устройству «умолкнуть», его сбитые с толку коллеги тоже присели за замшелым стволом там, где тот врос в землю. Затем Джиллу удалось добиться успеха, или же антенна сама испустила дух и лежала у него на ладони уже бездействующей. Он лишь едва-едва успел.
– Что случилось? – захотел узнать Тарнболл.
Джилл прижал палец к губам, делая знак: «Ни звука! Что-то происходит».
Со стороны поляны донеслось громыхание, и земля затряслась у них под пятками. Они пригнулись еще ниже и, прищурясь, выглядывали из-за шершавого изгиба своего покрытого корой барьера. Люди увидели смерч, промчавшийся по периметру заслоняемой теперь деревьями поляны. Затем внезапно ветер прекратился… и массивной плиты стало не видно, она, казалось, просто исчезла, – Поглядите! – прошипел Джилл. И не успел он договорить, как громыхание раздалось вновь, а земля опять затряслась, взметнулись гейзеры из почвы, листьев и прутьев, взлетая высоко в воздух. И когда пыль улеглась, огромная плита вернулась на место, и возникли два серо-голубых, покрытых хитиновой броней конструкции скорпионов!
Джиллу не пришлось больше ни о чем предупреждать, не требовалось открывать рот. Все семеро, как один, затаили дыхание; даже Барни, которого крепко держал Кину Сун, перестал вилять хвостом.
Скорпионы просканировали район в непосредственной близости от поляны, они оба бегали неширокими кругами, устремив хвосты с жалами вперед и вверх. На какой-то миг они заколебались… а затем без дальнейших задержек двинулись через лес к утесам прямым, как стрела, маршрутом, который, как полагал Джилл, приведет их к поломанному коллеге.
И когда доносившиеся из подлеска звуки стихли, семерка выбралась из-за ствола и вернулась на поляну.
Теперь уже откладывать отбытие стало нельзя.
– Бросать тебе, Джордж, – решил Джилл. – Эти конструкции пробудут там недолго и вскоре вернутся. Если они только для уборки, то могут не заинтересоваться нами – пока. Но после завершения они определенно заинтересуются.
Уэйт посмотрел на него потом на большое кольцо, расположенное слегка не по центру плиты. Возможно, он пытался тянуть время. Во всяком случае, он провел языком по губам и сказал:
– Будь я проклят, если помню, что видел это кольцо, когда мы были здесь прошлой ночью.
– Оно находилось под простыней, – напомнила ему Миранда.
– И где же теперь, черт возьми, та простыня? – нервничал Уэйт. – И где останки тех… тех проклятых тварей, которых мы сожгли?
– Убраны, – уведомил его Джилл. – Весь оставшийся с прошлой ночи мусор удалили обратно в синтезатор.
А Джек Тарнболл спросил:
– Зачем тянешь время, Джордж? Чем скорее мы уберемся отсюда, тем скорее сможем заняться… тем, ради чего и отправились сюда.
Уэйт кивнул, прикусив губу:
– Понимаете, – сказал он, – настоящий-то кошмар у меня когда-либо был только один – и я теперь справился с ним. Мне просто не нравится мысль, что этот гребаный Дом Дверей может снова вернуть мне его.
– Твою опухоль? – догадался Джилл, и Уэйт кивнул.
Джилл покачал головой.
– Не вижу, каким образом опухоль может угрожать всем нам. Да и, в любом случае, насколько я понимаю, одна из функций синтезатора исцелять все живое, а не инфицировать людей.
Но прежде чем Уэйт смог ответить, если он собирался отвечать, Джилл что-то почувствовал. Нет, он что-то ощутил. Силу, излучаемую из сумки-баула у него на плече. Длилось излучение всего миг – гудение, вибрация, последнее спазматическое трепыхание крылышек умирающего шмеля. Но там, в лесу, в тот же миг стихли звуки удаляющихся конструкций… а в следующий возобновились, двигаясь в обратную сторону! И Джилл скомандовал:
– Джордж, время вышло, – бросил он, тогда как семеро скопились у большой каменной плиты. – Подуй-ка на эти кости, и бросай их.
– О, дерьмо! – выругался побелевший Уэйт. Теперь уже время вышло, и он быстро нагнулся над плитой, поднял железное кольцо и уронил его…
Глава тридцать третья
Деревья и кусты вокруг поляны накренились внутрь, всасывались внутрь, осыпаясь множеством листьев и прутьев, когда из ниоткуда возник второй вихрь и закружил по периметру против часовой стрелки. В этом безумном хороводе летели удушающая пыль и мертвая лесная мелочь. Семеро почувствовали, как дыхание буквально высасывается у них из легких; они накренились над огромной плитой, вцепившись друг другу в запястья. А Барни действительно оторвало от земли, он едва успел хотя бы тявкнуть прежде, чем Тарнболл вскинул руку, схватил его и снова утащил вниз.
Затем земля у них под ногами задрожала, и плита ушла в землю. На самом-то деле опустилась огромная круглая земляная пробка – с плитой в центре. Все выглядело так, словно большущий камень стоял в огромной клети лифта, который теперь ехал вниз. Повсюду поднималась округлая стена сырой земли, и вес семерки упал почти до нуля, когда они стремительно ухнули вниз. Небо над головой уменьшилось до круглой заплаты тусклого света, который быстро посерел и вообще пропал.
А затем спуск быстро прекратился, и вес у них увеличился и возрос еще больше, когда огромный гидравлический таран снова поднял их. Небо вернулось в фокус стена земли устремилась вниз и они подлетели на несколько дюймов, когда движение прекратилось с гейзерным выбросом земли и пыли…
И повсюду вокруг них раскинулся тусклый серый мир. Выпустив друг друга, семеро спутников тоже раскинулись, где стояли, спотыкаясь и падая от резкого удара внезапной остановки.
Споткнулись и упали, – но остались целы и невредимы! Ни синяка, ни шишки – и ни шороха листьев, ни мелодии птичьего пения. Ни чистого солнечного света, ни залитых звездным светом ночных небес, а только грязно-серые сумерки, окутывающие ландшафт, который вонял, дымил и казался гнилым. И не видать никакой плиты или алтаря, а лишь одна и та же монотонная, одноцветная пустынность вокруг.
– Откуда, во имя всех святых, взялась эта треклятая страшная?.. – начал было гадать вслух Джек Тарнболл, но не договорил, когда от стен тумана отразилось эхо его слов. А затем попробовал вновь (но на сей раз – шепотом). – Я хочу сказать, такие миры действительно существуют? Если так, то, слава Богу, что есть Земля! – Прозвучало это так, словно говорил вовсе и не спецагент, такой благоговейный страх и подавленность прорезались в его голосе.
Они поднялись на ноги, погружаясь почти по колени в серый… пух? Именно из этого, казалось, все и состояло – «почва» у них под ногами, пустынный ландшафт, или пухшафт – из пучков и клочков безжизненной серой шерсти, из хлопьевидных высушенных растительных волокон. Словно вспороли миллион диванов или пятьдесят миллионов мягких упаковок почтовых посылок, а их содержимое разбросали по поверхности. На слабых, неравномерно восходящих воздушных потоках колыхались странного вида лоскуты струпьев, словно внизу что-то дышало.
И материал этот внизу явно гнил. Местами встречались воронки, где серое вещество проседало, испуская омерзительно пахнущие дымы. Чуть ли не повсюду, насколько хватало глаз, регион испещрили подобные оспины; и клубящийся туман был на самом деле грядами вонючего дыма, поднимавшегося с почерневших больных участков. И дымы эти оказались едкими, ядовитыми, они язвили ноздри и першили в глубине гортаней.