Бэрридж револьвер даже не взял, его больше интересовало письмо.
— Это письмо мистеру Крайтону от его брата Фредерика, отца Патриции, — пояснил О’Брайн, когда Бэрридж расправил листок.
«Джон, ты получишь это письмо только после моей смерти. Сейчас, когда ты читаешь его, меня уже нет в живых. После того, как мы с Тэмерли присвоили твои деньги, у меня нет никакого права обращаться к тебе, и ради самого себя я никогда не стал бы просить тебя, но речь идет о моей дочери Патриции. Ей восемнадцать лет, и она совсем еще ребенок. Мне трудно представить, как она будет жить, когда меня не станет. Если бы я знал, что ты позаботишься о ней, я умер бы спокойно. Умоляю тебя, Джон, помоги ей. О той истории она не знает. Пожалуйста, не говори ей обо мне дурного, это было бы для нее слишком тяжелым ударом. Прощай. Твой брат Фредерик»
— Письмо принесла сама Патриция через месяц после того, как мы переехали сюда, — сказал О’Брайн, когда Бэрридж кончил читать. — Фредерик Крайтон раньше вообще не говорил ей о существовании дяди. У мистера Крайтона не было личной переписки, и он положил это письмо вместе с деловыми письмами, а я как-то разбирал бумаги и наткнулся на него. На конверте ничего не написано — я вынул лист и начал читать. Мне следовало отложить его после первых же строк, но я дочитал до конца…
— Отчего умер Фредерик Крайтон?
— Он долго болел и умер в больнице, от чего точно, я не знаю.
— Здесь упомянут Тэмерли…
— Муж сестры мистера Крайтона, отец Клемента. И он, и она тоже умерли. Клемент, приехал из Австралии; кажется, его родители умерли там.
— Он знает, что его отец обокрал мистера Крайтона?
— Думаю, что нет, но не уверен. А Патриция точно не знает. Я потому и хочу сжечь это письмо, чтобы она не узнала. Мистер Крайтон выполнил волю покойного брата и не сказал ей правду об отце.
Бэрридж пытливо посмотрел на О’Брайна. Существовало только одно объяснение, почему он рискнул прийти сюда за письмом.
— Как вы выбрались из-под замка?
— У меня был ключ. — О’Брайн кивнул на лежащую на столе связку. — Здесь почти все ключи от дома и ключ от сейфа. Меня же не обыскивали. Вы тоже думаете, что мистера Крайтона убил я?
— Мне кажется, что вы его не убивали, — задумчиво ответил Бэрридж. — Я заметил некоторые детали, которые не получают объяснения, если считать, что в половине двенадцатого вы вошли в спальню мистера Крайтона и застрелили его из револьвера, который предварительно взяли из коллекции. Ведь револьвер оттуда? ,
— Похоже, что оттуда. И теперь из-за вас на нем мои отпечатки, — мрачно сказал О’Брайн. — Вы затянули на моей шее петлю и мне из нее не выбраться. Револьвер, показания Коринны Бойлстон, завещание…
— Кстати, о завещании. Оно вас удивило?
— Вначале да, а потом не очень.
— Почему? Все же ситуация не совсем обычная. Почему мистер Крайтон сделал первое завещание в вашу пользу?
— Как вам объяснить… Он не поддерживал со своими родственниками никаких отношений, раньше я даже думал, что у него их нет. Ко всяким благотворительным организациям он относился резко отрицательно, считал их чем-то вроде мыльного пузыря: одна видимость без всякой сути. Словом, ему было некому завещать свое состояние, а ко мне он относился с симпатией.
— Вы давно у него работаете?
— Два года.
— Вас кто-то рекомендовал ему?
— Нет. Наше знакомство было довольно-таки необычным: я разбил стекло в его машине.
— Случайно?
— Специально. Это долгая история…
— Мне спешить некуда, — сказал Бэрридж, поднял брошенный О’Брайном стул и уселся.
— Раз вы настаиваете… Только зачем вам это?
— Хочу разобраться.
О’Брайн, пожав плечами, сел на край стола.
— Это произошло в Лондоне два года назад. Я в очередной раз возвращался после безрезультатного визита в контору по найму. Уже несколько месяцев я был без работы, и деньги практически кончились. Незадолго перед этим я сильно простудился и чувствовал себя очень скверно. Моросил дождь, я вымок, меня знобило. Я был зол на весь мир. На улицах из-за дождя было пустынно, и я вышел на проезжую часть, чтобы срезать угол. В этот момент появилась машина — я успел отскочить, но меня с головы до ног окатило грязью из-под колес. Что на меня тогда нашло, сам не знаю; должно быть, я был не в себе и плохо соображал, что делаю. Там что-то строили, и я оказался возле кучи камней — я схватил камень и запустил в эту машину. Раздался звон разбитого стекла, машина остановилась и из нее, ругаясь, выскочил высокий мужчина. В этот момент я потерял сознание. Очнулся я уже в доме мистера Крайтона, и то не сразу. Когда я пришел в себя, он сказал, что я псих и меня следует сдать в полицию. Я был в бешенстве из-за того, что попал в глупое положение, и в особенности из-за того, что был совершенно беспомощен: от высокой температуры у меня все плыло перед глазами. В итоге вместо того, чтобы извиниться, я заявил, что мне глубоко наплевать на полицию и на него тоже. Потом я снова потерял сознание. Следующую неделю я провел как в полусне, то впадая в забытье, то приходя в себя — у меня было двустороннее воспаление легких. Уйти оттуда я не мог, так как был не в состоянии встать с постели. Мне было стыдно, но из-за своего дурного характера я продолжал огрызаться. Потом я, наконец, смог подняться, но прежде чем уйти, следовало рассчитаться с хозяином дома по крайней мере за счет от врача, который он оплатил. Денег у меня не было. Мистер Крайтон предложил мне вместо этого привести в порядок кое-какие бумаги, поскольку от него ушел секретарь, а нового он еще не подыскал. Я согласился. Он тогда вел дела не только в Англии, но и с иностранными фирмами, и работы было много. У меня юридическое образование, и я уже работал секретарем. Он быстро понял, что у меня есть опыт, но вопросов не задавал. Я старался быть ему полезным, так как считал это своим долгом, но сам он мне сначала не нравился. — О’Брайн грустно усмехнулся. — За его корректностью мне почему-то чудилась насмешка. Потом он позвал меня и сказал, что заплатит мне столько же, сколько платил своему прежнему секретарю, но удержит за разбитое стекло. За врача он удерживать не стал, но я не хотел быть ему обязанным. Однако не успел я возразить, как он совершенно неожиданно предложил мне остаться. Такая работа мне нравилась, и я умел ее делать, но я не спешил согласиться: во-первых, я боялся, что не уживусь с ним, а во-вторых, полагал, что он попросит рекомендации. Пока я раздумывал, он заявил, что мои рекомендации его не интересуют. Я спросил почему. Он сказал, что я прекрасно справляюсь с секретарскими обязанностями, но в то же время, судя по отсутствию денег, не могу найти работу, поэтому он догадывается, что рекомендаций у меня нет, однако я устраиваю его и без них. С его стороны это был смелый шаг, так как секретарь имел доступ к ценным бумагам. Окажись на моем месте умелый жулик, он потерпел бы существенные убытки, однако он любил риск. Вполне вероятно, что, если бы наше знакомство произошло в обычной обстановке, он вообще не взял бы меня. Я все еще раздумывал, тогда он улыбнулся и сказал: