С полнейшей безмятежностью она сказала:
— Я никогда не видела этого человека.
Глава 11
Выйдя из машины, О’Брайн распахнул дверцу и подал руку Мэдж. Они вошли в тихий, уютный ресторан и заняли угловой столик. Зеленое вечернее платье идеально облегало ее фигуру. Сделав заказ, они сидели молча, Мэдж смотрела по сторонам, а О’Брайн продолжал изучать карту вин.
— Здесь довольно мило, — заметила Мэдж. — Или вам не нравится?
— Нет, почему же, — бесстрастным тоном ответил О’Брайн.
По всему было видно, что настроение у него не из лучших, хотя он старался не выказывать дурного расположения духа. Его спутница то ли знала, то ли догадывалась о причине и вела себя сдержанно, не навязывая ему ненужного разговора.
— Вы со мной потанцуете? — застенчиво спросила она. — О, я понимаю, что вы думаете, но раз уж мы пришли сюда…
— Если это доставит вам удовольствие, — ответил О’Брайн, поднимаясь.
— Да, это доставит мне удовольствие, — сказала Мэдж, глядя ему в глаза.
Танцевали оба прекрасно. О’Брайн обладал тонким музыкальным слухом и двигался с чарующей легкостью; Мэдж скользила рядом с редким изяществом, ее гибкая фигура послушно следовала ритму музыки и движениям своего партнера, голова со строгой прической, оставляющей открытыми лоб и уши, вначале была откинута назад, а затем склонилась к его плечу.
— Благодарю вас, — сказала она, садясь обратно за столик. — Я давно не получала такого удовольствия. Жаль, что в сущности я не имею на это никакого права.
— Вам себя упрекать не в чем, — ответил О’Брайн, сделав ударение на первом слове.
Глаза Мэдж радостно вспыхнули:
— Вы в самом деле так думаете?
— Да. Каждый отвечает лишь за самого себя.
— Вы очень великодушны. — Ее ладонь легла на его руку. — Или чересчур хорошо воспитаны, — добавила она, сопроводив свои слова испытующим взглядом.
Впервые за весь вечер О’Брайн улыбнулся.
— В моей жизни бывали эпизоды, когда никто не стал бы утверждать, что я не только чересчур, но даже и просто хорошо воспитан.
— Неужели? — Она заразительно рассмеялась. — Трудно представить: вы всегда держитесь безупречно.
Когда они собрались уходить, Мэдж нерешительно спросила:
— Вы меня проводите? Или это с моей стороны уже слишком?..
— Провожу. Вы живете одна или?..
— Одна, — быстро ответила она.
О’Брайн расплатился, они вышли и снова сели в его машину. Час был поздний, и в районе, где жила Мэдж, на улицах царили тишина и безлюдье.
— Если вы поднимитесь ко мне, я угощу вас кофе, — сказала она, когда машина остановилась.
— Вы, наверно, устали, и я буду вам мешать. — По тому, как он это произнес, было непонятно, сказал ли он так из вежливости или же не хотел принимать приглашение.
— Нисколько, я всегда ложусь поздно. А кофе я варю хороший.
Она стояла на тротуаре, выжидательно глядя на него своими зелеными глазами, в разрезе которых таилось что-то восточное.
О’Брайн запер машину. Лестница была узкая и плохо освещенная, но чистая. Поднявшись на второй этаж, Мэдж достала из сумочки ключ и открыла дверь. Она вошла первой, щелкнула выключателем, и прихожая озарилась мягким голубоватым светом. Мэдж быстро сбросила пальто, зажгла свет в гостиной, откуда полуоткрытая дверь вела в спальню, и пошла на кухню.
— Располагайтесь, где вам нравится, — донесся оттуда ее веселый голос. — Кофе сейчас будет готов.
Вскоре она появилась, держа в руках поднос, на котором стояли две чашки ароматного кофе, Мэдж поставила их на столик, включила проигрыватель и села в кресло.
— Кофе у вас действительно хороший, — сказал О’Брайн, отпив глоток.
— Вам нравится? Я очень рада. Наверно, я ассоциируюсь у вас с одними неприятностями, — добавила она после паузы. — Людей, которые знают о ваших делах слишком много, обычно не любят.
— Оставим эту тему, — немного резко сказал О’Брайн. — Она неприятна и вам, и мне. Вы любите классику? — спросил он, прислушиваясь к пластинке. — Сейчас это немодно.
Красиво очерченные губы Мэдж изогнулись в усмешке.
— Я не всегда делаю то, что модно или хотя бы считается хорошим тоном.
О’Брайн снова улыбнулся. Женской интуицией Мэдж почувствовала, что настороженность и напряженность, с которыми он держался в ресторане, теперь покинули его. Кресло было очень удобным. С чашкой в руках О’Брайн рассматривал стену напротив, увешанную крупными фотографиями. Прелестные пейзажи, фотографии двух известных композиторов, группа чрезвычайно удачных снимков, запечатлевших бег неоседланных лошадей без всадников, а справа — два портрета самой хозяйки квартиры, один — лицо крупным планом, второй — на пляже, в полный рост, на фоне виднеющейся вдали скалистой гряды; с ее фигурой она спокойно могла позволить себе сниматься в любых позах.