— Я поеду с вами, — заявила она. — Помогу мистеру Бэрриджу искать книгу.
О’Брайн перестал есть яйцо и удивленно воззрился на жену:
— Помнится, ты говорила, что никогда больше туда не поедешь.
— С вами я не боюсь.
— Не стоит тебе ехать. — О’Брайн покончил с яйцом и взял ломтик ветчины. — Пусть Джейн приготовит нам что-нибудь выпить и бутерброды.
— Почему ты не хочешь меня взять? — надув губы, обиженно спросила Пат.
— Потому что ты только расстроишься.
— Мистер Бэрридж, вы тоже против моего общества? — обратилась она к Бэрриджу с очаровательной улыбкой.
Бэрридж кивнул на О’Брайна и развел руками в знак того, что не он здесь решает, хотя тоже считал, что поездка будет ей в тягость. Пат была огорчена отказом, но больше не настаивала.
— Тогда я поеду по магазинам, — сказала она и весело засмеялась. Накуплю всего! Когда получишь счет, пожалеешь, что не взял меня, — шутливо пригрозила она мужу.
Пока они надевали пальто, Пат положила на заднее сиденье машины, которую шофер уже вывел из гаража и подогнал к подъезду, два объемистых пакета и пачку журналов.
— Сколько нам ехать? — спросил Бэрридж у О’Брайна.
— Часа четыре.
— Гм… — Бэрридж думал, что меньше. — Будет разумнее, если туда машину поведу я. На обратном пути я, пожалуй, покину вас на станции, оттуда поездом мне близко до дома, а провести за рулем восемь часов для вас еще многовато. Как ваша голова?
— Все в порядке.
— Все равно лучше не рисковать.
Бэрридж взялся за переднюю дверцу:
— Пересаживайтесь.
— Можно взять шофера, — нерешительно сказал О’Брайн. Было очевидно, что после заявления Пат о намерении съездить в Лондон ему не хотелось забирать шофера, поскольку сама она водила машину очень плохо.
— Не стоит, — отозвался Бэрридж. — Меня это нисколько не затруднит.
В пути О’Брайн дважды предлагал Бэрриджу сменить его, но тот неизменно отказывался. Дорога была хорошей, а встречное движение — небольшим, и они ехали довольно быстро. О’Брайн листал журналы, комментируя вслух привлекавшие его сообщения. Наконец впереди показалась станция, и вскоре они пересекли железнодорожные пути. Дорога сразу стала хуже, пришлось ехать медленнее. О’Брайн снова предложил Бэрриджу отдохнуть, но тот ответил, что ехать осталось уже всего ничего, так что не стоит останавливаться.
Дом выглядел серым и унылым; такое впечатление на Бэрриджа производили все пустые дома. По множеству мелких примет было видно, что там никто не живет. Все окна и двери были аккуратно закрыты. Предсказания Пат оправдались: когда О’Брайн отпирал входную дверь, на лица им упали первые холодные капли дождя.
«Этот дом словно связан с дождем», — подумал Бэрридж. — «Стоит мне сюда попасть, как обязательно начинается дождь. Хорошо, что нам не надо идти пешком».
Изнутри дом казался еще более унылым, чем снаружи.
— Собираетесь его продавать? — спросил Бэрридж, оглядывая оголенные стены.
— Да, Пат боится находиться здесь. Пойдемте в библиотеку, поищем вашу книгу.
Почти все стеллажи были пусты, кроме самых верхних на левой стене, да еще на полу возле окна громоздилась куча книг.
— Беру на себя верх, — сказал О’Брайн.
Он забрался на лестницу, и за последующие четверть часа они не обмолвились ни словом.
— Ну и пылища тут! — воскликнул потом О’Брайн, закашлявшись. — Не знаю, как у вас, а у меня уже в горле пересохло. Самое время пообедать. Сейчас спущусь и принесу из машины наши продовольственные запасы.
— Я схожу, — вызвался Бэрридж, — а вы заканчивайте. После обеда лезть туда снова вам не захочется.
Он вышел из библиотеки и направился, как он считал, к лестнице на первый этаж, по которой они поднялись сюда, однако коридоры без ковровых дорожек, картин и других украшений выглядели иначе, чем сохранились в его памяти посла первого посещения, к тому же от низких туч в доме стало темно, а электричество было отключено — в результате он в поисках лестницы заблудился среда многочисленных и запутанных переходов, которыми изобиловал дом. Это напомнило ему, как он запутался здесь накануне убийства Крайтона. Блуждая в полутьме, он, как и тогда, наугад толкнул несколько дверей. Представшие перед ним пустые, безликие комнаты ничуть не помогали в поисках выхода, из-за почти полного отсутствия обстановки он не мог определить, кому они принадлежали, и сориентироваться. Раздосадованный, что попал в глупое положение, он открыл еще одну дверь. Сначала ему бросился в глаза опрокинутый туалетный столик посреди комнаты, затем Бэрридж перевел взгляд на второй (и последний) предмет обстановки — большую и низкую деревянную кровать. Под темным одеялом вырисовывались очертания человеческой фигуры. Он непроизвольно сделал шаг назад, машинально протянул руку к выключателю, но вспомнил, что тока нет, затем приблизился к кровати и внимательно оглядел ее: белья не было, и то, что лежало под одеялом, лежало прямо на матрасе. Между одеялом и матрасом с одной стороны что-то торчало. Бэрридж наклонился: это были- каблуки женских туфель. Он осторожно отогнул одеяло с другой стороны и содрогнулся. Длинные, покрытые запекшейся кровью пряди волос закрывали половину лица, страшно изуродованного чем-то острым. Бэрридж, хирург, привыкший к виду крови и кровоточащей плоти, с трудом заставил себя приподнять волосы. Другая половина лица тоже была покрыта зияющими ранами. Несмотря на то, что перед ним было не лицо, а кровавое месиво, у Бэрриджа возникло ощущение, что эта женщина ему знакома. В следующую минуту он понял, что на кровати лежит Мэдж Бойлстон. Когда он снял одеяло полностью, то увидел, что она застрелена, на элегантном сером пальто на левой стороне груди темнело кровавое пятно. Осмотрев тело, он пришел к выводу, что смерть наступила в результате выстрела в сердце, относительно же ран на лице решил, что их нанесли уже после, поскольку руки убитой были целы, в противном случае на них имелись бы такие же раны: будь она в это время жива, она обязательно попыталась бы защитить лицо. Кожа на запястьях рук не была повреждена — и предположение, что ее связали и потому она не могла защищаться, отпадало. Все говорило о том, что она сначала была застрелена, а потом изувечена. Представив себе человека, уродующего лицо мертвой жертвы, Бзрридж подумал, что это дело рук сумасшедшего: казалось невероятным, что человек в здравом уме может быть настолько одержим дикой ненавистью, чтобы калечить мертвое тело. Оглядевшись, он нашел орудие этого зверства; на полу валялась бутылка из-под виски с отбитым дном, а возле нее — дамская сумочка. Присев на корточки, он открыл ее и, не поднимая с пола, заглянул внутрь: между кошельком и пудреницей лежал револьвер. Бэрридж закрыл сумочку и встал. Хотя револьвер он не вытаскивал, беглого взгляда было достаточно, чтобы определить, что оборвавшая жизнь Мэдж Бойлстон пуля была выпущена из другого, более тяжелого оружия, а не из этой изящной игрушки. Выйдя обратно в коридор, Бэрридж определил, где он находится и в чьей комнате лежит труп: это была комната Патриции.