Она продолжала объяснение, и наконец, утомленный учением, Тэг поддал ногой поросшую травой кочку – и тут заметил взгляд Одрейд. Странный, какой-то неуютный взгляд. Он сделал что-то оскорбительное. Почему на одно растение можно наступить, а на другое нельзя?
– Майлз! Трава не дает ветру иссушить плодородный слой и развеять его, унеся частицы его куда-нибудь далеко – на речное дно, скажем.
Он знал этот тон. Тон упрека. Он снова взглянул на оскорбленную им траву.
– Эти травы кормят наш скот. Некоторые дают семена, которые мы употребляем в пищу с хлебом или другой едой. Некоторые – надежная защита от ветра, как лесополосы…
Он знал это. Пытаясь отвлечь Одрейд от отповеди, он спросил:
– Лесополосы? – произнося слово по слогам.
Она не улыбнулась. Тэг понял, что напрасно пытался обмануть Одрейд. Он сдался и вновь принялся слушать. Урок продолжался.
– Когда сюда придет пустыня, – говорила Одрейд, вероятно, виноградники погибнут последними – их корни уходят в землю на несколько сот метров. Сады погибнут раньше.
– Почему они должны погибнуть?
– Чтобы уступить место более важной жизни.
– Песчаным червям и меланжу.
Он увидел, что ее обрадовали эти слова: ей было приятно, что он знает о связи между песчаными червями и спайсом, который был необходим для существования Бене Джессерит. Он не знал точно, какова была эта необходимость, но ему рисовался круговорот: песчаные черви – песчаная форель – меланж – и снова по кругу. И из этого круга Бене Джессерит выбирала то, что было нужно Сестрам.
И все же это учение утомило его, а потому он спросил:
– Если все это все равно умрет, зачем мне снова возвращаться в библиотеку и учить имена деревьев и растений?
– Потому что ты человек, а в людях живет желание классифицировать. Вешать на все ярлыки.
– Почему нам так нужно называть вещи?
– Потому что таким образом мы заявляем право на то, чему даем имена. Мы принимаем на себя права владения, которые могут оказаться обманчивыми и опасными.
Итак, она снова вернулась к праву владения.
– Моя улица, мое озеро, моя планета, – говорила она. – На них навсегда – моя печать. А печать эта может и не пережить тебя – разве что останется как вежливая уступка победителя… или слово, которое вспоминается со страхом.
– Дюна, – сказал он.
– Ты схватываешь налету!
– Чтимые Матры сожгли Дюну.
– Так же, как сожгут и нас, если нас обнаружат.
– Этого не будет, если я буду вашим Башаром! – слова вырвались невольно, он не успел их обдумать, но, произнеся их, ощутил, что в них может быть доля правды. Летописи из библиотеки говорили, что враги содрогались уже от того, что Башар появлялся на поле битвы.
Словно прочитав его мысли, Одрейд сказала:
– Башар Тэг был знаменит еще и тем, что умел находить решения, не требующие сражений.
– Но он сражался с вашими врагами.
– Не забывай о Дюне, Майлз. Он погиб там.
– Я знаю.
– Прокторы уже давали тебе учить историю Каладан?
– Да. В истории, которую учу я, это называется Дан.
– Ярлыки, Майлз. Имена – только любопытные напоминания; большинство людей не связывает их больше ни с чем. Утомительная история, а? Имена – удобные указатели, полезные, как правило, только таким, как ты?
– А ты – такая, как я?
Он много раз задавал себе этот вопрос, но до сегодняшнего дня – только мысленно.
– Мы – Атридесы, ты и я. Помни это, когда вернешься к изучению истории Каладан.
Когда они прошли назад через сады, через пастбища к холму, с которого открывался прекрасный обзор Центральной, Тэг увидел административный корпус и окружавшие его плантации совершенно новым взглядом. И он постарался сохранить это ощущение в глубине души, пока они спускались по огороженной тропинке к арке входа на Первую Улицу.
«Живая драгоценность» – называла Центральную Одрейд.
Пройдя под аркой, Тэг поднял взгляд к названию улицы, выжженному в камне. Галах, изящный шрифт с мягкими изгибами линий, одно из украшений Бене Джессерит. Все улицы и здания несли на себе имена, выполненные тем же шрифтом.
Оглядев Центральную – танцующий фонтан на площади, изящные детали построек – Тэг задумался о глубине человеческого опыта. Бене Джессерит сделали так, что неуловимым для него образом это место поддерживало и придавало сил. То, что он узнавал на занятиях и во время небольших экскурсий в садах, все новые знания, сложные и совсем простые, проявлялись как-то по-иному. Это была скрытая реакция Ментата, но Тэг не знал этого. Он только чувствовал, что его память перераспределила соотношения и создала новую систему. Внезапно он остановился и оглянулся назад, на сад, видный в арке крытой улицы. Все было связано. Центральная производила метан и удобрения (он обходил завод с одним из прокторов). Метан приводил в действие помпы и некоторые охладительные установки.
– На что ты смотришь, Майлз?
Он не знал, как ответить, но вспомнил осенний вечер, когда Одрейд взяла его с собой, и они пролетели над Центральной на «топтере» – она хотела показать и объяснить ему некоторые взаимоотношения, дать возможность увидеть все это «сверху». Тогда ее объяснения были просто словами, но в словах был заключен смысл.
«Все это так близко к замкнутому экологическому циклу, как только возможно было сделать, – говорила Одрейд, – Контроль Погоды управляет циклом и поточными линиями…