— У тебя левая рука дрожит, — сказала Одрейд.
— Я немного нервничаю в вашем присутствии. Великая Мать. И я только что с гимнастических занятий. Они были изнурительны сегодня.
Одрейд проанализировала дрожь:
— Они тебя заставляли стоять с вытянутой рукой.
— Это было так же болезненно в ваше время. Великая Мать? (В древние времена?)
— Точно так же как и сейчас. Боль учит, говорили мне.
Это смягчило ситуацию. Общий опыт, байки Прокторов.
— Я не поняла, что вы говорили о лошадях, Великая Мать, — Стегги смотрела в свою тарелку. — Не может же это быть кониной. Я уверена, я…
Одрейд весело рассмеялась, что привлекло удивленные взгляды. Потом, стараясь подавить улыбку, положила руку Стегги на локоть:
— Спасибо, дорогая. За последние несколько лет никто не мог заставить меня так смеяться. Я надеюсь, это будет началом долгого и радостного общения.
— Благодарю вас. Великая Мать, но я…
— Я объясню, почему я заговорила о лошади. Это моя маленькая шутка, здесь не было намерения унизить тебя. Я хотела бы, чтобы ты носила на плечах маленького ребенка, чтобы он мог двигаться быстрее, чем способны его носить маленькие ножки.
— Как пожелаете. Великая Мать.
Ни возражений, ни вопросов. Вопросы по-прежнему оставались, но ответы на них придут в свое собственное время, и Стегги это знала.
Время магии.
Убирая руку, Одрейд спросила:
— Как тебя зовут?
— Стегги, Великая Мать. Алоана Стегги.
— Спи спокойно, Стегги. Я позабочусь о садах. То, что они поддерживают наш дух, нужно нам так же, как и их урожай. Сегодня же доложи об изменении в твоем назначении. Скажи им, что я жду тебя у себя в рабочей комнате завтра в шесть утра.
— Я буду там. Великая Мать. Я буду продолжать помечать вашу карту? — спросила послушница, когда Одрейд уже встала уходить.
— Пока, Стегги. Но попроси отдел Назначений о новой послушнице и начни обучать ее. Вскоре ты будешь слишком занята, чтобы заниматься картой.
— Благодарю вас. Великая Мать. Пустыня растет очень быстро.
Слова Стегги доставили Одрейд определенное удовлетворение, разогнав тьму, что сгущалась вокруг нее почти едва ли не весь день.
Цикл получает еще один шанс, вновь поворачивая круг, как было положено ему теми подземными силами, которые называют «жизнью» или «любовью» или навешивают еще какие-нибудь ненужные ярлыки.
Так он и поворачивается. Так он возобновляется. Магия. Какое ведьмовство могло бы отвлечь внимание от этого чуда?
Вернувшись в рабочую комнату, она передала приказ Погоде, заставила замолчать инструменты на своем столе и отошла к стрельчатому окну. Освещенный наземными огнями и их отражениями от низких облаков Дом Ордена в ночной темноте светился слабо-красным. Отблеск этот придавал стенам и крышам нечто романтическое, впечатление, которое Одрейд быстро заставила себя отбросить.
Романтика? Ничего романтичного не было в том, что она только что сделала в Обеденном зале Алколитов.
Я наконец сделала это. Назад пути нет. Теперь Дункан просто должен возвратить память нашему Баша. Деликатное задание.
Она продолжала смотреть в ночь, чувствуя холодный ком в желудке.
Я не только себя предаю этой опасности, но и то, что осталось от моей Общины. Так вот как это воспринимается, Тар.
Так это и воспринимается, и план твой — палка о двух концах.
Собирался дождь. Одрейд чувствовала его приближение в воздухе, поступающем через расположенные вокруг окна отверстия вентиляции. Нет необходимости читать сводки Контроля Погоды. Впрочем, она в последнее время и так делала это редко. К чему беспокоиться? Но доклад Стегги заключал в себе серьезное предупреждение.
Дожди здесь становятся все реже, и предвкушают их все чаще с радостью. Даже несмотря на холод Сестры выходят погулять под дождь. В этой мысли был оттенок печали. Каждый приходящий к ним дождь приносил с собой все тот же вопрос: Не последний ли это?
Занятые на Контроле Погоды прилагали героические усилия к тому, чтобы поддерживать сухой все расширяющуюся пустыню и орошать сельскохозяйственные районы. Одрейд не могла себе представить, как, выполняя ее приказ, им удалось вызвать хотя бы этот дождь. Пройдет не так уж много времени, и они будут не в состоянии исполнять подобные приказы, пусть даже они исходят от Великой Матери. Победа останется за пустыней, поскольку именно ее мы привели в движение.
Одрейд открыла центральные створки окна. Ветер на этом уровне остановился. Лишь над головой неспешно шли облака. Ветер в верхних слоях атмосферы прогонял их прочь. Ощущение спешки в воздухе. Воздух был прохладен. Так значит, чтобы вызвать этот дождь, им пришлось изменить температуру. Не испытывая никакого желания выходить на улицу, она закрыла окно. У Великой Матери нет времени играть в последний дождь. По одному дождю за раз. И все время откуда-то извне на них неостановимо надвигается пустыня.
За ней хотя бы мы можем наблюдать, наносить ее на карту. Но как быть с охотницей у меня за спиной — фигурой из ночного кошмара с топором? Какая карта скажет мне, где она сегодня?
~ ~ ~
Религия (подражание ребенка взрослому), как капсула, заключает в себе мифологии прошлого: догадки, потаенные надежды, доверие Вселенной, заявления, сделанные в тайных поисках личной власти, — и все это сплавлено краткими обрывками просветления. И всегда невысказанная заповедь: Это выше вопросов! Мы ежедневно нарушаем эту заповедь, подгоняя человеческое воображение к глубинам творчества внутри него самого.
Мурбелла в полном одиночестве сидела, скрестив ноги, на полу зала для тренировок, дожидаясь пока утихнет дрожь от изнурительных упражнений. Великая Мать провела здесь сегодня меньше часа. И, как это нередко случалось, Мурбелле казалось, что ее бросили в горячечном сне.
Сон вернулся отзвуком слов Одрейд, сказанных ею перед уходом:
— Самый трудный урок, какой необходимо усвоить алколиту, — это то, что он всегда должен использовать свои возможности до предела. Твои способности заведут тебя дальше, чем ты можешь себе представить. А потому не пытайся. Тянись!
Что мне ответить? Что меня учили обманывать?
Одрейд сделала что-то странное, что вернуло воспоминания детства и воспитания среди Чтимых Матр. Я научилась обманывать прежде, чем научилась ходить. Как стимулировать потребность и привлечь внимание. Бесчисленные «как» в мозаике обмана. Чем старше она становилась, тем легче давался обман. Она выяснила, чего требуют большие люди вокруг нее. По малейшему требованию я извергала целые потоки лжи. Это называлось «образованием». Почему Бене Джессерит были столь отличны в своем обучении?
— Я не прошу тебя быть честной со мной, — говорила Одрейд. — Будь честной с самой собой.
Мурбелла не раз приходила в отчаяние, будучи не уверена, удастся ли ей искоренить все обманы своего прошлого. Почему я должна это делать? Снова обманы.
— Будь ты проклята, Одрейд!
Только после того, как эти слова повисли в воздухе, Мурбелла осознала, что произнесла их вслух. Она стала было подносить руку ко рту, но бросила это. Горячка твердила ей: «Так в чем же разница?»
— Бюрократизм воспитания притупляет восприимчивость детского любопытства, — объясняет Одрейд. — Молодость должна быть притуплена. Никогда не позволяйте им узнать, чего они могут достигнуть. Это приносит перемены. Истратьте недели разговоров в комитетах о том, как обращаться с выдающимися студентами. Ни минуты не уделять решению проблем стандартного учителя, который чувствует угрозу проявляющихся талантов и давит их вследствие глубоко въевшегося желания чувствовать свое превосходство и свою защищенность в безопасном окружающем мире.
Она говорила о Чтимых Матрах.
Конвенциональные учителя?
Вот оно: за фасадом многотонной мудрости Бене Джессерит нестандартны. Они зачастую не думают об обучении: они просто учат.
Боги! Как же я буду такой же, как они!