«Симпатия к врагу — слабость как в политике, так и на войне. И самые опасные из этих симпатий те, что подсознательно ведут тебя к тому, чтобы сохранить в целости и сохранности твоего врага, поскольку враг этот оправдание твоего собственного существования».
— Сир?
Как сможет этот писклявый голос приобрести тон истинного командира?
— В чем дело?
— Почему вы просто стоите и смотрите на меня?
— Они называли баша «Старая Надежность». Ты знаешь это?
— Да, сир. Я изучал историю его жизни.
Теперь это будет «Молодая Надежность»? Почему Одрейд, хочет, чтобы его прошлая память восстановилась так быстро?
— Из-за баши всей Общине пришлось копаться в Иной Памяти, пересматривая свои взгляды на историю. Они тебе об этом рассказывали?
— Нет, сир. Мне важно это знать? Великая Мать говорила, ты будешь тренировать мои мускулы.
— Ты любил пить «Датское Морское», очень хороший сорт бренди, насколько мне помнится.
— Я слишком мал, чтобы пить, сир.
— Ты был ментатом. Знаешь, что это значит?
— Я узнаю, когда вы восстановите мою память, ведь так?
Айдахо улыбнулся, и получил широкую ухмылку в ответ. Очаровательный малыш. Так легко выказывать естественную к нему симпатию.
— Присматривай за ним, — говорила Одрейд. — Он способен зачаровать как заклинатель змей.
Айдахо прекрасно помнил инструкции, данные ему Одрейд, прежде чем она привела сюда этого ребенка.
— Поскольку каждый индивидуум в конечном итоге сводится к самому себе, — сказала она тогда. — Информация о нем требует от нас пристальнейшего к себе внимания.
— Это необходимо при обращении с голой?
В тот вечер они сидели в гостиной Айдахо, причем присутствовала и Мурбелла в непривычном для нее качестве молчаливого и увлеченного слушателя.
— Он запомнит все, чему ты сможешь научить его.
— Так значит, мы немного обновляем оригинал?
— Осторожно, Дункан! Надави на впечатлительного ребенка, дай ему повод не доверять никому и ты создашь суицидальную личность — неважно, скоро или нет произойдет это самоубийство.
— Вы забываете, что я знал баша?
— Или ты не помнишь, Дункан, каково тебе было до того, как восстановили твою память?
— Я знал, что баша способен это сделать и воспринимал его, как спасение.
— Именно это он и видит в тебе. Это особый вид доверия.
— Я отнесусь к нему честно.
— Ты можешь считать, что поступаешь из соображений честности, но я советую тебе, каждый раз, когда ты столкнешься с его доверием, заглядывать в глубь самого себя.
— А если я совершу ошибку?
— Если это будет возможно, мы ее исправим, — она бросила взгляд на ком-камеры, а потом вновь посмотрела на Айдахо.
— Я знаю, вы будете наблюдать за нами!
— Не позволяй этому мешать тебе. Я не пытаюсь заставить тебя следить за каждым своим движением. Просто будь осторожен. И помни, что у моей Общины достаточно эффективных способов лечения.
— Я буду осторожен.
— Возможно, ты помнишь, что именно баша сказал: «Жестокость, которую мы проявляем по отношению к своим противникам, всегда умеряется уроком, который мы надеемся преподать».
— Я не могу думать о нем как о противнике. Баша был одним из лучших людей, каких я когда-либо знал.
— Великолепно. Я передаю его в твои руки.
И вот теперь ребенок стоял перед ним посреди зала для тренировок, проявляя некоторое нетерпение и не понимая, чего же медлит его учитель.
— Сир, это часть урока, то что мы просто так стоим здесь? Я знаю, иногда…
— Тихо.
Тег вытянулся по стойке «смирно». Никто этому его не учил. Это пришло из изначальной памяти. Айдахо был поражен этим внезапным проблеском личности старого баши.
Они заранее знали, что он поймает меня таким образом! Никогда не надо недооценивать способность Бене Джессерит в чем-то убедить тебя. Ты можешь обнаружить, что выполняешь их желания, даже не зная, что на тебя надавили. Будь проклята их тонкость! Конечно, есть и вознаграждение. Ты живешь в интересные времена, как формулировало это древнее проклятие. В общем и целом, решил Айдахо, он предпочитает интересные времена, даже такие как сейчас.
Он сделал глубокий вдох.
— Восстановление твоей памяти причинит боль — физическую и душевную. В некотором отношении, душевная будет гораздо хуже. Я здесь для того, чтобы подготовить тебя к этому.
По-прежнему весь внимание. Никаких комментариев.
— Мы начнем без оружия, используя воображаемый клинок в твоей правой руке. Это упражнение — вариация «пяти отношений». Каждая из реакций поднимается до того, как возникла необходимость. Опусти руки по обе стороны тела и расслабься.
Зайдя Тегу за спину, Айдахо взял руку мальчика пониже локтя и продемонстрировал первую серию движений.
— Каждый из атакующих — перышко, плывущее по бесконечной траектории. При приближении перышка эту траекторию необходимо изменить и отвести от себя. Твои движения должны быть как дуновение воздуха, что выносит перо в сторону.
Айдахо отступил на шаг и стал наблюдать, как Тег повторяет движения, иногда исправлял ошибки, резко ударяя по тому из мускулов, что выбивался из ритма.
— Путь учится само тело, — бросил он, когда Тег спросил, почему он это делает.
Во время паузы для отдыха Тег поинтересовался, что Айдахо имел в виду, говоря о «душевной боли».
— Вокруг твоей оригинальной памяти возведены стены сознания голы. В подходящий момент некоторые из воспоминаний потоком хлынут назад. И не все воспоминания будут приятны.
— Великая мать говорила, что баша вернул память тебе.
— Боги подземные, малыш! Почему ты постоянно говоришь «баша»? Это был ты!
— Я этого еще не знаю.
— Ты представляешь собой совсем особую проблему. Для того, чтобы гола мог пробудиться, необходимо воспоминание о смерти. Но в твоих клетках нет информации об этом.
— Но… баша мертв.
— Баша! Да, он мертв. Ты должен чувствовать это там, где больнее всего, и знать, что баша это ты.
— Ты действительно можешь возвратить мне память?
— Если ты сможешь выдержать боль. Знаешь, что я сказал тебе, когда ты восстановил мою память? Я сказал: «Атридесы! Вы все чертовски похожи друг на друга!»
— Ты… ненавидел меня?
— Да, и ты сам себе был противен из-за того, что сделал со мной. Дает это тебе какое-то представление о том, что мне необходимо сделать?
— Да, сир, — очень тихо.
— Великая Мать говорит, что мне нельзя предать твоего доверия… и тем не менее ты предал мое.
— Но я вернул тебе память?
— Видишь, как легко думать о самом себе как о баша? Ты был в шоке. И да, ты вернул мне память.
— Это все, чего я хочу.
— Это ты так говоришь.
— Великая… Мать говорит, что ты ментат. Те, что я тоже был ментатом… чем-нибудь поможет?
— Логика говорит, что да. Но у нас ментатов есть поговорка, что логика слепа. И мы сознаем, что есть логика, которая пинком вышибет тебя из насиженного гнезда прямиком в хаос.
— Я знаю, что означает хаос! — очень горд собой.
— Это ты так думаешь.
— И я доверяю тебе!
— Послушай меня! Мы — слуги Бене Джессерит. Преподобные Матери построили свой Орден не на доверии.
— Значит, мне не стоит доверять… Великой Матери?
— В пределах, которые ты узнаешь и научишься ценить. А пока, я предупреждаю тебя, что Бене Джессерит работает в системе организованного недоверия. Они рассказывали тебе что-нибудь о демократии?
— Да, сир. Это то, где ты голосуешь за…
— Это то, где ты не доверяешь никому, у кого есть власть над тобой! Сестры прекрасно это знают. Не доверяй слишком много.
— Значит и тебе мне нельзя доверять?
— Единственно в чем ты можешь доверять мне, это в том, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы вернуть тебе изначальную память.
— Тогда, мне не важно, насколько это будет больно, — он поднял глаза на ком-камеры, его взгляд выражал, что он прекрасно понимает их назначение. — А они не сердятся, что ты говоришь о них такое?
— Иначе как данные их чувства ментата не касаются.