При этом мысли не возникает зайти в синагогу. Ни в обычном костюме, ни тем более в мундире.
Что это будет, если в Божий дом вкатится малый военный склад? Одной рукой придерживая кокарду, а другой – эфес.
Теперь понимаете, почему Иван отправился в Елизаветград? Как видно, дело в той же неловкости.
До этого все было ловко, а теперь не очень. Причем сложнее всего с теми, для кого нет начальства, а есть Бог.
7.
Мы упоминали о том, что братья часто спорили, а уж на семейном празднике это в порядке вещей.
О погроме тоже был разговор. Как обычно, один наступал, а другой оборонялся.
Наконец Иван выложил последний аргумент. Пообещал, что если Коля встанет на защиту евреев, он его не пожалеет.
Колю как молнией ударило. Он понимал, что придется погибнуть, но все же как-то иначе.
Даже не взглянул на брата. Так хлопнул дверью, что за ним потянулась посуда в шкафу.
Затем посуда притормозила, но его уже не было в комнате. Вскоре он оказался на еврейских улицах.
Мы уже знаем, как закончится его жизнь, а потому не удивляемся тому, что его сюда потянуло.
Впечатление было совсем не возвышенным. Уж очень неприглядно выглядело все вокруг.
Помните, стулья у Гоголя возвещали: “Я – Собакевич”? Так и тут в каждой подробности скрывалось что-то еврейское.
Покосившийся фонарь был родом отсюда. Он печально взирал на окружающий мир.
Интересно, где сейчас этот фонарь? Вспоминает ли он ту ночь и заблудившегося в ней молодого человека?
Представляете найденную в архиве рукопись: “Рассеянный свет. Записки бывалого фонаря”?
Мол, стоял на посту, жег, как положено, керосин, а вдруг какой-то ненормальный.
Волосы всклокочены, рубашка навыпуск, глаза прямо вываливаются из орбит.
Что-то бормочет себе под нос. Из всего монолога разобрал лишь несколько слов.
Все время поминал какого-то Ивана. Все удивлялся: почему он, такой взрослый и умный, не понимает простых вещей?
Потом юноша направился в корчму. По свидетельству подглядывавшей в окно синички, заказал много водки и мало еды.
8.
Сколько раз Иван вспоминал их размолвку. Наверное, надеялся, что однажды исчезнут самые обидные слова.
Все будет, как было, но без этого неприятного диалога.
Чем больше он думал об этом, тем больше не отделял себя от Коли. По сути, они стали как один человек.
Скажете, только сумасшедшие беседуют с умершими? Ну так любой, переживший утрату, в каком-то смысле безумец.
Бывало, Иван проснется ночью и беседует с братом. Хочет понять, что правильно, а что нет.
Коля, как мы убеждались, человек фундаментальный. Всегда отвечает с отступлениями и примерами.
К утру ситуация окончательно проясняется. Хоть сейчас начинай жизнь заново.
Знал ли Иван еврейскую легенду о диббуке? О том, что дух умершего вселяется в его близких?
Как-то не вяжется это с обязанностями полицейского. Представителю этой профессии следует быть равным себе.
В противном случае выходит квадратура круга. Все же неправильно ходить в форме, а думать ровно наоборот.
Еще возникло желание отправиться в Елизаветград. Тут тоже мундир совсем ни при чем.
Были другие странные поступки. Пусть и менее важные, чем эта поездка, но по-своему удивительные.
Несколько раз Иван замечал, что слишком активно приветствует знакомых евреев.
Если он сам себе изумлялся, то евреи впадали в ступор. Те, кто не знал о Коле, просто отказывались что-либо понимать.
Все эти перемены произошли не сразу. По крайней мере, один раз победил мундир.
После этих страшных событий к Блиновым пришли из еврейской общины с предложением похоронить Колю вместе с другими жертвами.
С другими, значит, на еврейском кладбище. Под мраморной доской с могендовидом и текстами на иврите.
В общем-то, верно. Если он умер вместе с евреями, то и потом им следовало оставаться вместе.
Посоветуйся Иван с Колей, они бы так и решили. Впрочем, как уже сказано, он прислушался к мундиру.
Что, мол, думаете, железные пуговицы? Есть ли у шашки особое мнение, или она заодно со всем арсеналом?
Потом такая мысль: вот он, Иван, захочет навестить брата, а тут какие-то Лейбиш, сын Шломо, и Гдалья, сын Реувена.
Все же поход на кладбище – дело интимное. Здесь посторонние совсем ни к чему.
9.
Теперь Иван стал часто заходить в синагогу. Не с целью увещевания евреев по месту их скопления, а просто так.
Встанет у колонны и вслушается в разговоры с Богом, которые на своем языке ведут прихожане.
Речь темная и к тому же как бы укачивающая. Будто за одной волной следует другая.
Такое впечатление, что евреи постоянно сомневаются. Если Бог говорит им что-то, они от него не отстают.
Насколько невероятно это нагромождение звуков, но Ивану все ясно. Особенно с той минуты, когда он услышал имя брата.
Евреи поминают Колю в своих молитвах. Надеются, что его душе будет так же легко на небе, как душам их соплеменников.
В эти минуты Блинову хотелось обратиться к еврейскому Богу. Накинуть черно-желтое покрывало и сказать: это я, Колин брат, Иван.
10.
И сейчас Житомир не близко от Елизаветграда, а в пятом году он был совсем далеко.
Такая поездка требовала нешуточных усилий. Несколько дней и ночей надо трястись в поезде.
Потом ищешь, где остановиться. Эпоха, конечно, не гоголевская, но писателя поминаешь на каждом шагу.
Самое большое впечатление производит гостиница. Казалось, вчера из нее выехал Хлестаков.
Ивана радуют эти препятствия. Все же еще один повод что-то в себе преодолеть.
Представьте шахматную фигуру, которую долго водили по доске, а вдруг она двинулась по своему маршруту.
Кого угодно оттеснит в сторону. Вне зависимости от того, это пешка или король.
Может показаться, что нынешний и прошлый Блиновы не знакомы друг с другом.
Тот был полицейский Иван Блинов, а этот просто Иван Блинов.
Как видно, это и значит стать автором. Вдруг появившуюся внутреннюю свободу помножить на право строить свою судьбу.
Так что штаб-ротмистр Иван Блинов и раввин Владимир Темкин встречались на равных.
Начинающий творец действительности приходил к человеку, который давно в этом качестве преуспел.
11.
Узнав, кто его спрашивает, Темкин подумал о нехорошем. Как и подобает раввину, перевел проблему в философскую плоскость.
Начал с вопроса: есть ли что-то, что их объединяет?
Раввины любят такие квадратуры круга. Ведь чем труднее разгадка, тем очевидней сложность бытия.
На сей раз долго размышлять не пришлось. Ответ был ясен как Божий день.
Людей столь разных занятий связывают только деньги, которые один предлагает другому.
Конечно, не штаб-ротмистр Темкину, а Темкин – штаб-ротмистру. Тут движение только одностороннее.
Был, правда, еще вариант. Есть такой персонаж Вестник, который объявляет о приближении катастрофы.
Вот он и решил: Вестник! Опять недопонимание между русскими и евреями, и полицейский хочет об этом сообщить.
Дело в том, что Владимир Ионович – казенный раввин. В его обязанности входит налаживание связей с государством.
Все штаб-ротмистры по его части. Когда что-то неясно, он берется это уладить.
Так что добро пожаловать, глубокоуважаемый. Если наши люди вновь напортачили, я готов держать ответ.
Случается, казенные раввины – сами почти штаб-ротмистры. Главная их обязанность – следить и не пущать.
Казенный, то есть никакой. Все равно что казенные стулья или казенная одежда.
Владимир Ионович не из этой породы. Он вообще не из тех, кого можно записать в какую-то рубрику.
12.
Если Роше больше чем мировой судья, то Владимир Темкин не просто раввин.