Выбрать главу

Успокоится, если понравилось. Значит, остальные ребята тоже будут довольны.

Он бы еще поразмышлял на эту тему, но, к сожалению, нельзя. Надо входить в горящий дом.

О том, что случилось на пожаре, можно только догадываться. Точно известно лишь то, что было потом.

Саша вернулся и лег в постель. Сердце билось так, что он не мог с ним совладать.

Почему-то кажется, что в эти минуты он вспоминал Колю. Уж насколько разные у них обстоятельства, а есть что-то общее.

Возможно, он думал: вот ведь какая неожиданность… Жизнь у каждого своя, а в финале все же пересеклись.

4.

Скоро стало ясно, что Саша надорвался. Что именно ему суждено стать жертвой пожара.

Хочешь отвести глаза от этой картины и вдруг натыкаешься на фокса Микки.

Да и как обойти этого пса, если все это время он находился рядом с больным.

Когда же понял, что тот не дышит, положил ему лапы на грудь и испустил дух.

Мог ли он жить дальше? Ведь еще не было случая, чтобы хозяин не взял его с собой.

Ничего не оставалось, как его догнать. Помахать хвостом, извиняясь за опоздание, а дальше следовать рядом.

Вот такая это собака. Не зря многие говорили, что в ней есть что-то человеческое.

Знаете повесть “Дневник фокса Микки”? Ограждая пса от обвинений в плагиате, Саша поместил на обложке свое имя.

Правильней было бы написать: “Фокс Микки. Дневник. При участии такого-то, который все время держал автора на поводке”.

Ведь даже псу необходима направляющая рука. Чтобы он не очень далеко забегал.

Еще понапишет лишнего. Откроется в чем-то, в чем прежде не признавался себе.

Вот Саша тоже не всегда откровенничал. Главное сказал своей смертью, но еще немного приберег на следующий день.

Рядом с некрологом газета опубликовала его стихи. Вышло что-то вроде последнего привета.

Я подумал с облегченьем:

Есть любовь еще на свете!

Ну прямо не Саша, а Константин Роше. Как мы помним, тот говорил все как есть.

5.

О Роше надо сказать подробнее. Все же для нашей истории это фигура ключевая.

Тут, конечно, ни жасминов, ни роз. Если и были ароматы, то их перебивали запахи новой власти.

Впрочем, Константин Константинович держался твердо. В начале двадцать четвертого года сочинил музыку к молитве “Отче наш”.

Что говорить, тема неактуальная. Только что скончался отец и благодетель, а он обращался к небесному прародителю.

Роше слышалась не тихая просьба одними губами, а два десятка слитных голосов.

Громче, еще громче! Так, чтобы лукавый, спрятавшийся в темноте храма, перевернулся несколько раз.

Еще он написал завещание в стихах. В нем он адресовался уже не к Богу, а к своим друзьям.

Умру, но песнь хвалебную мою,

Что Богу моему от сердца я пою -

С любовью, с чувством умиленья, -

В пыли архивной, может быть, найдут

И снова в храме Божием споют…

Так Роше пытался решить небесные и земные дела. Мысленно представлял то время, когда его не станет.

Даже архивную пыль не обошел вниманием. Если память действительно сохранится, то как без нее?

Больше всего не хотелось расставаться с близкими. Обидно прожить жизнь в тесном кругу, а после смерти остаться одному.

Зря переживал Константин Константинович. Он сразу попал туда, куда надо.

В родовой усыпальнице покоились отец, мачеха и приемный сын, а невдалеке расположился участок Блиновых.

Через двадцать пять лет они встретились в новом путешествии. На этот раз их ожидал не ад, а рай.

На каком-то этапе к ним присоединился Саша и кто-то из тех, с кем они ездили на голод.

Так и видишь – впереди Роше, Саша и Коля, а позади – пес. Громко оповещает, что они уже здесь.

Наверное, в этот день Микки сделал запись в дневнике. Что-то вроде того, что можно прочесть в их общей с Сашей книжке: “Приехали. Риехали. Иехали. Ехали. Хали. Али. Ли. И…”

Потом, конечно, объяснил: “Это я так нарочно пишу, а то лапа совсем затекла”.

Затем пассаж о хорошей погоде. О том, что птички чирикают, деревья цветут, а они всем этим наслаждаются.

Отчего Микки спокоен и весел? Да оттого, что он тоже умер “за други своя”.

Правда, не за многих, а за одного. Этот один был так же беззащитен, как голодающие на Урале, евреи во время погрома и соседские дети.

Первое отступление напоследок

1.

Как-то я оказался в раю. Не так далеко, как Роше и Саша, а совсем близко.

Дело было в Финляндии, в нескольких километрах от города Лаппенранта. От Петербурга на машине часов пять.

Не то чтобы какие-то красоты. Таких сосен и елей в избытке у нас на даче.

Правда, все какие-то очень спокойные. Даже утки ведут себя так, словно им нет ни до чего дела.

Начинаешь понимать, что такое достоинство. Это когда ограничения не насильственные, а добровольно принимаемые на себя.

Как тут не позавидовать. Если в другой жизни мы вернемся в животный мир, я бы предпочел стать уткой.

Не представить лучшей формы существования. Высоко тянешь шею, указываешь клювом путь, легко ступаешь красными лапками…

Вот так, как эта. Подошла, попробовала воду, потом поплыла… Вслед за ней двинулись другие.

Как они добились такого единодушия? В считанные секунды образовали треугольник и заскользили по реке.

Плавают как-то иначе, а утки именно скользят. Точно так же, без всякого усилия, они летают…

Еще здесь есть воробьи, пчелы, паучки. Каждый со своей повадкой и особенностью.

Понимаете, почему, рисуя картины рая, художники чаще всего изображают природу. Радостную жизнь растений и насекомых.

У людей, конечно, тоже есть своя роль… Правда, с птицами и другой живностью они вряд ли могут сравниться.

2.

Что происходит в раю? О том, что поют птицы и утки гордо поднимают головы, мы уже говорили.

Кроме того, здесь простор для детей. В обычной жизни им мешают взрослые, а тут они чувствуют себя вольготно.

Что еще? Поют псалмы, возносят Господу благодарность за то, что его щедрот хватает на всех.

Ведь это все его подарки. Последний муравей, ползущий по дереву, тоже участвует в его замысле.

Этот лагерь точно находится в его ведении. Ведь он покровительствует всему, в чем явлено бескорыстие.

Сейчас он тоже рядом. Вдруг выйдет из тени и самых маленьких погладит по голове.

Удивляется: да кто же придумал такое? Все лагеря как лагеря, а это лагерь для еврейских детей из России.

Что еще учудили финны – устроили шабат. Вышла гремучая смесь иудаизма и христианства.

Зажигают свечи в семисвечнике и славят Христа. Причем не на финском или русском, а на его языке.

Иврит тут звучит совершенно естественно. Легко сливается с голосами природы и гомоном детей.

Конечно, не все так чувствуют. Как бывают слабовидящие, так встречаются слабоверующие.

Так вот объяснение специально для них. Вряд ли им что-то откроется, но хотя бы перестанут спрашивать.

Суббота – это день Божий. Раз в неделю повседневность отступает для того, чтобы он мог спуститься на землю.

Теперь ясно, почему все вокруг рукодельное? Не тысячная копия дождя или дерева, а единственный авторский экземпляр.

3.

Такое бывает лишь в Финляндии. Если в этой стране утки становятся философами, то что говорить о местных жителях.

Когда все было съедено и выпито, начался разговор. Причем никто не пытался перехватить инициативу.

Видно, это тоже влияние природы. Так деревья не мешают друг другу, а растут в свое удовольствие.

Вот и наша беседа свободно ветвилась и насыщалась разными смыслами.

Взрослые рассказывали детям о том, как заходили не туда, а потом вставали на правильный путь.

С тех пор обрели уверенность. Ощущение того, что у них под ногами не вязкая почва, а ровная дорога.