Улыбка моего друга становится только шире.
— Я бы с удовольствием обсудил твоего сексуального тюремщика, но я пришёл не просто так.
— Ужасные люди не могут быть сексуальными. А что касается твоего задания, если ты собираешься вытащить меня из этой комнаты, то мой ответ — «нет».
Фибус потягивается своими до нелепости длинными конечностями и зевает.
— Он принимает пищу только в своих покоях, так что ваши пути не могут пересечься ни в одной из таверн.
Ну, конечно. Лоркан Рибав не обедает со своим народом. Короли никогда так не делают. Я всё ещё не могу поверить, что вернула его к жизни.
И хотя я сама виновата в своих несчастьях, я никогда не прощу Бронвен за то, что она обманула меня с помощью своего дурацкого пророчества. Да, мне, вероятно, следовало в нём усомниться, а не бросаться выполнять её задание, как я бросилась в канал в ту ночь, когда Птолемей Тимеус начал угрожать моему змею, Минимусу.
Теперь, прежде чем бросаться куда-либо, я тщательно всё обдумаю.
— Скажи Сиб и Джиане, чтобы они зашли ко мне с бочкой вина. Ах, да, и скажи им, чтобы взяли с собой Антони, Маттиа и Риккио.
— Не получится, дорогая. Я единственный, кому разрешено заходить в твою спальню.
Я перевожу сердитый взгляд на Фибуса.
— Кто это ещё сказал?
— Большой плохой ворон.
— Змеиная задница, — бормочу я.
— Мне всегда было интересно… есть ли у змеев задницы, или только хвосты? А, может быть, их задницы прячутся в их хвостах?
Его зелёные глаза сверкают, и хотя я не сомневаюсь в том, что эти мысли посещали Фибуса много раз за последние двадцать два года его жизни, сейчас мне кажется, что он использует эти глупые вопросы для того, чтобы поднять мне настроение.
Только вот моё настроение нельзя поднять.
— Вообще-то это неправда. Есть ещё один человек, которому разрешено тебя видеть.
Я чувствую, что сейчас он произнесет имя моего родителя-ворона: «Кахол Бэннок». И, конечно же, именно эти четыре слога вырываются изо рта Фибуса.
Мой отец — это второй мужчина, которого я отказываюсь видеть. Я не готова к встрече с великаном, у которого кривой нос, квадратная челюсть и неподвижные губы.
Я всё еще не могу поверить в то, что родилась от него. И что меня родила не та женщина, которую я звала мамой всю мою жизнь, а ведьма из Шаббе.
Ведьма из Шаббе!
Мне ещё предстоит встреча с Лором, где он должен будет рассказать мне обо всём, но я уже поняла, что именно Бронвен подменила маминого — я имею в виду Агриппину — ребёнка на меня, и именно это лишило рассудка милую фейри, которую я люблю всем сердцем.
Если только Бронвен не поломала её разум для того, чтобы она держала меня — подменыша, рожденного от ворона и ведьмы из Шаббе — в секрете.
Наконец-то у меня складывается цельная картина произошедшего. Всё это кажется до ужаса логичным, и мне хочется взбежать на гору и найти Лора вместе с той прорицательницей с изуродованным лицом.
Я выпрямляюсь и так крепко сжимаю руки в кулаки, что фаланги моих пальцев белеют.
— Ладно. Идём в таверну.
Фибус моргает и говорит:
— Серьёзно?
— Да, серьёзно.
Он принимает сидячее положение и потирает ладони.
— О, теперь Сибилла мне должна.
— Должна?
— Она поспорила со мной, что ты никогда не выйдешь из своего укрытия.
— Я не прячусь.
— Ах, да, ты дуешься.
— Я не дуюсь.
Фибус улыбается.
— Стоит ли мне напомнить тебе о том, что людям не нравится, когда их друзья пребывают в меланхолии?
Он спрыгивает с кровати, идёт ко мне и протягивает руку.
— Ты ведь понимаешь, что твоя гарпия с мужским лицом вовсе не воплощение зла?
— Даже не смей принимать его сторону! Он запер меня здесь. Он меня обманул. Он использовал меня.
Я решаю опустить ту часть, где я первая решила использовать Короля воронов. Мне ещё предстоит рассказать своим друзьям о пророчестве, на которое я повелась.
А пока оно не пришлось к слову, зачем о нём вообще рассказывать?
При мысли о принце-фейри, которого я сделала королём, моё нутро закипает. И хотя Небесного короля я ненавижу сейчас больше, чем Земного, я не являюсь поклонницей Данте Регио, который бросил меня после всего того, что я для него сделала.
Данте не заслуживает ни грамма моего уважения. А что касается моей любви, то он потерял её в тот день, когда назвал меня предательницей и начал смотреть на меня, как на исчадие ада, жаждущее крови фейри.
Я даю Фибусу пять чуть более энергично, чем следовало.
— Ненавижу мужчин.
Когда он драматично вздыхает, я добавляю: