— Tà.
Женщина с чёрными седеющими волосами, подведёнными чёрным глазами и такой же татуировкой в виде пера, которая украшает щёки каждого ворона в округе, обматывает бечёвкой стебель с ещё одним зреющим овощем и подвязывает его к деревянной сетке.
— Кабачки.
Обрезав бечёвку удлинившимся железным когтем, она переводит своё внимание на меня и произносит вереницу слов на языке воронов, ни одно из которых я не понимаю до тех пор, пока она не произносит последнее: «Beinnfrhal».
— Я знаю, что такое «бенфрол», — заявляю я с детским воодушевлением.
Я разворачиваюсь к Фибусу, который смотрит на меня с нежной улыбкой.
— Это значит — «горная ягода». Я пробовала их во время путешествия через Монтелюс. Это самый вкусный фрукт на свете.
Чёрные брови женщины нависают над её узким носом, который выглядит таким прямым и симметричным, что напоминает мне о носе Лоркана.
Хотя это довольно странная мысль.
Она, должно быть, вызвана перенапряжением. Прошло уже много часов с тех пор, как мы с Фибусом отправились в наш поход. Яркое небо, которое проглядывает сквозь огромный люк этого трехэтажного здания, сделалось великолепного лавандового оттенка.
Скоро ночь накроет Небесное королевство. Ночь, которую я, вероятно, проведу, свернувшись калачиком в каком-нибудь коридоре, потому что не уверена в том, что смогу вернуться. Мои ноги меня убивают. Конечно же, я отказываюсь признаться в этом Фибусу, который периодически смотрит на них и напоминает мне о всех тех удобных туфлях, которые я могла надеть.
На четырнадцатом километре я начала угрожать ему, что если он не перестанет указывать мне на мою глупость, то я скажу Лоркану, что мой друг начал подыскивать для меня жениха. И несмотря на то, что он закатывает на это глаза, с тех пор как я бросила в него свою угрозу, Фибус уже не раз теребил свои украшения.
— Фэллон? — женщина произносит моё имя, как и все остальные вороны, превратив его в иностранное слово, которое звучит точно ручей, текущий по гладким камням.
Она кивает на другое помещение, которое сделано в форме странной пещеры, и жестом просит меня проследовать туда.
Я соглашаюсь. Я, конечно, испытывала разные эмоции, когда меня доставили сюда против моей воли, но я никогда не испытывала настороженности по отношению к этим людям.
Когда она подходит к одной из шпалер, её контуры расплываются, и она превращается в облако дыма. Я делаю крошечный шажок назад, когда она перевоплощается в своё другое обличье. Несмотря на то, что женщины-вороны довольно крупные, я заметила, что они не такие же большие как мужчины. И что ни один мужчина не выглядит так же внушительно, как Лоркан.
Она взлетает наверх, её черные перья сверкают, точно сапфиры, когда она приближается к открытому люку.
— Как думаешь, что она пыталась тебе показать?
Дыхание Фибуса запутывается у меня в волосах.
— Я не знаю.
Она летит на самый верх стены, её крылья хлопают, как у колибри, когда она зависает воздухе и хватает что-то своим железным клювом. Моё сердце пропускает удар, когда я замечаю тонкую ветку, усыпанную розовыми ягодами — «бенфрол».
Неужели она принесла мне эти ягоды, потому что я сильно воодушевилась, когда она их упомянула?
Женщина не приземляется. Вместо этого она превращается в дым, который затем принимает форму женщины. С улыбкой, из-за которой вокруг её губ появляются морщинки, она вытаскивает ветку изо рта и предлагает мне.
Я возвращаю ей её улыбку.
— Спасибо…
Приняв её дар, я указываю на неё. Она хмурится, поэтому я указываю на себя и говорю:
— Фэллон.
А затем снова указываю на неё.
Она касается основания шеи и говорит:
— Эйрин.
— Спасибо, Эйрин.
Она улыбается, а её темные глаза изучающе проходятся по моему лицу.
Я срываю с ветки ягоду и кладу себе в рот. Святой Котёл, они именно такие, какими я их запомнила — сочные и с каким-то лёгким привкусом.
Фибус берёт розовый плод, нюхает его, а затем закидывает в рот. Когда он стонет и тянется за очередной ягодой, я отпрыгиваю от него и стараюсь набить свой рот как можно бόльшим количеством ягод. Это глупо и по-детски, и если бы мой рот не был сейчас так набит, я бы громко рассмеялась.
Он хватает меня за талию и начинает щекотать до тех пор, пока я не отдаю ему почти голую ветку.
— Боже праведный, сколько тебе лет, Фэллон?
Надрываясь от смеха, я слизываю сладкий ягодный сок с губ.
— Мы слишком долго гуляли, — говорю я, стараясь сохранить серьёзное лицо.