— Кроме тебя.
Он делает вид, что утирает лоб рукавом рубашки цвета зелёного яблока.
— Я даже немного разволновался.
— Я буду любить тебя всегда, если, конечно, ты не запрешь меня в каменном дворце и не бросишь там.
Его кадык опускается.
— Ты же знаешь, что, если бы я мог, я бы взял тебя с собой.
Я вынимаю свою руку из его руки.
— Пожалуйста, Фибс. Умоляю тебя. Не бросай меня здесь.
Мой голос срывается, хотя глаза остаются сухими.
Он вздыхает, после чего заключает меня в объятия.
— Ладно. Не брошу. Пока ты здесь, я останусь с тобой.
— Это не…
— … то, чего ты хочешь. Но это лучшее, что я могу сделать, если хочу сохранить при себе свои конечности.
— Они вырастут снова.
— Если только их не оторвёт железный клюв или коготь.
Я отступаю на шаг и выгибаю спину, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Тебе угрожал Лоркан или кто-то из воронов?
— Не совсем мне.
Я сжимаю зубы.
— Послушай, ты окажешь себе медвежью услугу, если уедешь отсюда. Я слышал, что в столице очень неспокойно. Многие фейри не очень рады тому, что Марко мёртв, и что вороны вернулись.
Я бросаю взгляд на окна, которые выходят на океан и на остров Шаббе вдали. Я не сомневаюсь в том, что Лоркан заставил меня смотреть на его розовые берега в качестве наказания. По этой же причине он поместил меня в комнату, смежную со своей.
К счастью, между нашими комнатами нет двери, а каменные стены блокируют все звуки, но я готова поклясться, что чувствую его присутствие с другой стороны. Несколько раз я просыпалась посреди ночи с отчётливым ощущением того, что его жёлтые глаза сияют из тёмного угла. Если он и наносил мне нежелательные визиты, то я его пока не поймала и не слышала, чтобы он говорил со мной через эту глупую мысленную связь.
Мне хотелось бы верить в то, что он не читает мои мысли, потому что я научилась закрывать своё сознание, однако я не испытываю иллюзий. Я сомневаюсь в том, что могу помешать всемогущему оборотню, способному создавать грозы и посылать видения, проникнуть мне в голову.
Лоркану либо стало скучно наблюдать за моими неприятными мыслями, либо он занят управлением своими черноглазыми пернатыми людьми.
Неожиданно моя голова дёргается назад.
— Какого чёрта ты делаешь, Фибс?
— Расчесываю этот жуткий беспорядок у тебя на голове, пока какой-нибудь ворон не принял его за гнездо. А теперь не двигайся.
Он снова дёргает мою голову.
— И чем ты меня расчесываешь? Садовыми граблями?
— Нет, хотя мне следовало попросить их у Лоркана. Твои волосы хоть и короткие, но они невообразимо густые.
Я поворачиваю голову, оставив множество волосяных фоликул в том орудии пыток, которое решил использовать Фибус.
— Ты ничего не будешь просить у Лоркана. Ты ничего не будешь должен этому мужчине.
У Фибуса хватает ума не пытаться меня успокоить. Когда он заканчивает мучить мой скальп, он направляется в сторону грота, прилегающего к моей комнате, который кто-то переделал в шкаф.
— И что же мы наденем?
— Я не буду переодеваться.
— Капелька, ты носишь одежду Джианы уже третий день. Нам надо найти для тебя…
— Я не буду надевать эту одежду. Я не знаю, кому она принадлежала.
— Она принадлежит тебе. Лоркан приказал сшить её…
Мой гневный взгляд заставляет Фибуса прервать свои объяснения.
— Гарпия с мужским лицом приказал сшить её исключительно для тебя.
Я приподнимаю подбородок.
— Это ещё одна причина не надевать её.
Он вздыхает.
— Ну, тогда хотя бы полей себя обильно духами, потому что ты пахнешь внутренностями ракушки.
Когда я прищуриваю глаза, он добавляет:
— Но я уверен, что этот запах приятен воронам. Я слышал, что они любят моллюсков.
Я жду, когда его губы шутливо вздёрнутся. Но он остаётся подозрительно серьёзным, поэтому я решаю посетить свою личную ванную комнату, которой отказываюсь восхищаться. Каждый раз, когда я начинаю испытывать хоть капельку удивления, я его подавляю.
Я перебираю множество флаконов с ароматическими маслами в глиняном горшке, отодвигаю в сторону куски мыла с сухими травами и цветами, которые напоминают мне о том мыле, что делала и продавала бабушка.
Я откупориваю один из сосудов, и моё сердце переполняется нежностью к женщине, что вырастила меня как родную. Я ненавижу себя за то, как ушла, и я ничего так не хочу, как оказаться в её объятиях. Стали бы её руки обнимать меня или оттолкнули бы?
Я наношу масло на запястья, а затем украдкой нюхаю свою рубашку, чтобы понять, действительно ли я пахну выброшенной на пляж ракушкой. Это не так.