— Откуда вы знаете, что я на самом деле дочь Дайи?
Лор стучит пальцами по столу.
— Помимо того, что ты во многом на неё похожа?
— Я думала, что я во многом похожа на женщину, которая меня родила.
Лор придвигается вперёд, и его кожаные одежды хрустят.
— Дайя послала Бронвен видение до того, как Мириам заблокировала её магию. Она попросила твою тётю присмотреть за тобой и отправить тебя разбудить меня, когда придёт время.
Эмоция, отразившаяся в глазах моего отца, оказывается такой сильной, что этот гигантский мужчина начинает плакать. Слёзы стекают по его макияжу, и он бормочет какие-то слова на своём языке, которые звучат очень мягко, несмотря на гортанное произношение.
Может быть, он клянётся отомстить всем тем, кто устроил им засаду? А может он плачет, потому что меня спасли?
— Что случилось с ребёнком Агриппины?
— У Агриппины был ребенок?
Ворон, напоминающий медведя, который сидит напротив меня, проводит рукой по своей мокрой шершавой щеке, размазав чёрную краску.
— Я подменыш, а это значит, что меня подменили. Получается…
Я высовываю язык и облизываю губы. Я не могу заставить себя произнести слово мать, не говоря уже о том, чтобы считать ею ведьму из Шаббе, которая даровала мне жизнь. У меня уже есть мать, и её зовут Агриппина. И хотя она, вероятно, меня не любит — а может быть никогда не любила — я не могу заставить своё сердце заменить её только потому, что у нас с ней разные гены.
— Получается, что Дайя растит ребёнка Агриппины?
— Агриппина никогда не была беременна, — отвечает Лор спокойным тоном.
Мои брови почти врезаются друг в друга.
— Я не… Я думала, что для того, чтобы получить подменыша, детей надо поменять?
На губах Лора начинает играть легкая улыбка.
— Магия шаббианцев довольно необычна.
Довольно? Она абсолютно невероятна.
— А где сейчас Дайя? В Шаббе?
— Мы знаем, что она точно не там.
Лоркан берёт побег спаржи с самого верха горы из овощей, которую Коннор поставил на наш стол, и подносит его к губам.
— Откуда?
— Потому что мы летали вокруг Шаббе в течение нескольких дней, и не нашли ни единого следа твоей матери.
Кахол, должно быть, сжал зубы, потому что его челюсть приобрела множество острых углов.
Я хмурюсь.
— Как это возможно?
— Бронвен считает, что Мириам могла заблокировать магию Дайи.
Лор откусывает хрустящий кончик белоснежными зубами, которые сверкают на фоне его тёмных губ.
— Мириам?
Это имя кажется мне знакомым?
— Мириам была любовницей Косты. Именно она приговорила нас и тех, чья кровь питает магический барьер.
Объяснение Лора заставляет наш прошлый разговор пронестись у меня в голове.
— Мириам также мать Зендайи. Она твоя бабушка.
Моя спина выпрямляется, точно все мои позвонки превратились в один длинный змеиный клык.
— Я прихожусь родственницей колдунье, которая приговорила ваш народ?
— Наш народ. Ты можешь не принимать своё происхождение, но ты такая же шаббианка, как и ворон, Фэллон.
Я поджимаю губы. Я не чувствую, что принадлежу кому-то или чему-то.
«Ты принадлежишь», — рычит Лоркан. «Принадлежишь…»
И прежде, чем он успевает добавить, что я принадлежу «небу» — которое он присвоил — или «розовой точке на горизонте», я спрашиваю:
— Если моя мать не на Шаббе, то, где она тогда?
— Я не знаю.
Мой отец обхватывает огромными пальцами кубок с вином. Металл скребёт по металлу, точно мел по доске. Проходит секунда прежде, чем я понимаю, что этот звук исходит от него, от его ногтей, который удлинились, загнулись и превратились в железные когти, хотя всё остальное тело остаётся человеческим.
— Я не знаю. Я её не чувствую.
Кахол сминает свой кубок, и вино выливается наружу.
Не чувствует её?
«Они пара».
Я моргаю.
«Партнёры могут чувствовать друг друга?»
«Да».
«Если он не может её чувствовать, откуда ему знать, что она жива?»
«Надежда».
Лоркан хочет сказать мне, что я должна надеяться? Или что мой отец не знает этого наверняка?
— Мы найдём её, Кахол.
Лоркан обхватывает пальцами один из кожаных наручей моего отца, которые вряд ли очень ему нужны, учитывая ширину его костей и мускулы.