Серебряный «лендкрузер» Ребекки резко развернулся на песчаной парковке и помчался прочь, оставляя за собой тучу горячего песка и пыли.
Я помню Джейка совсем крохой. Кэсси несколько раз заходила с ним ко мне в контору, когда проезжала мимо. Он был необычайно мил; весь в перевязочках, большие голубые глазки. Великолепный бутуз. Наверное, ему был примерно год, когда Кэсси начала замечать, что он развивается не так, как дети его возраста. У ее сестры дочь на четыре месяца младше Джейка, и она превосходила его — во всем. Помнится, я повторяла Кэсси, что мальчики, как известно, развиваются медленнее. «Нагонит», — говорила я. И все так говорили. Но Джейк не нагнал. Примерно в полтора года у него начались припадки — тогда и обнаружили генетическое заболевание. Есть какая-то болезнь — не помню точное название, — и в два года всем стало понятно: что-то идет не так. Джейк не разговаривал, смеялся невпопад и вертелся, пока голова не закружится, — тогда он падал, или часами крутил колеса у игрушечного грузовика.
В тот день, когда я приехала взглянуть на дом Дуайтов — они сообщили мне, что хотят выставить его на продажу, — я получила краткое представление об их жизни. Была суббота, и когда я утром позвонила, пришлось какое-то время подождать. Никто не открывал, но я слышала пронзительный повторяющийся крик внутри. Я обошла дом и постучала в кухонную дверь, заглянув в окно. Джейк сидел на полу, бился о стену головой и подвывал. Кэсси пыталась оттащить его от стены, но Джейк вырывался у нее из рук и снова двигался к стене, где качался с четким ритмом, словно живой метроном, на сильной доле врезаясь в штукатурку головой. Кэсси оставила его на мгновение, подлетела к двери, отперла мне и вернулась к Джейку.
— Заприте за собой дверь! — крикнула она. Я не сразу нашла замок — он оказался на высоте плеча.
— Патч! — Кэсси старалась перекричать пронзительные вопли Джейка.
Честно скажу, меня ошарашило происходящее. Я ведь до этого и понятия не имела. Через мгновение вошел Патч, в старых спортивных штанах и футболке, с мокрыми волосами.
— Я тебя зову, зову!.. У него тут чертов срыв, а Хильди пришла смотреть дом, — прошипела Кэсси.
— Я был в душе, — ответил Патч с едва сдерживаемым гневом. — Привет, Хильди, — продолжил он, даже не глядя на меня. Он смотрел на Джейка, и его голова дергалась взад-вперед в такт ударам головы сына.
— Привет, Патч, — ответила я.
— Давай, Джейк. — Патч ухватил мальчика за запястья. — Идем, посмотрим «Улицу Сезам». Посмотрим Элмо.
— Шлепка, Шлепка, — повторял Джейк и продолжал подвывать, пока Патч не поднял его на руки, как младенца.
— Мы найдем Шлепку, — сказал Патч. — Не дерись, Джейк.
Кэсси постояла несколько мгновений, стараясь унять дыхание, потом беспомощно улыбнулась мне.
— Он уже слишком тяжелый для меня.
— Да, вижу, он такой… большой… — ответила я.
Ну а что было сказать?
Кэсси провела меня по дому. Дом оказался, мягко говоря, развалиной. Вся штукатурка в дырах. На полу в чулане, похоже, высохшая какашка. Стена в ванной в пятнах крови; подгузники взрослого размера торчат повсюду — в ванной, в спальнях, на кухне. Весь дом замусорен лекарствами, грязной одеждой, медицинскими счетами и вырезками из журналов. Кэсси почти ничего не объясняла. Не было нужды. Как я и говорила, дом сам рассказывает свою историю.
В кабинете (когда-то здесь собирались устроить комнату для второго ребенка) висели фото Джейка в костюме зайчика — он уставился куда-то вдаль, без улыбки. Были и свадебные фотографии Кэсси и Патча — оба выглядели лет на двадцать моложе. А они не прожили вместе и десяти.
Я спросила у Кэсси, что под заляпанными коврами в гостиной. Она рассеянно взглянула на меня:
— Пол? Кто его знает.
Патч предположил, что его отец уложил там дубовый паркет, и обещал приподнять потом кусок ковра, чтобы проверить. Джейк стоял перед телевизором, раскачиваясь под песенку из «Улицы Сезам».
Дуайты хотели переехать в Ньютон, ближе к лучшей в Бостоне и округе школе для Джейка. Но сначала им следовало продать свой дом. Мы с Кэсси присели к кухонному столу, чтобы кое-что посчитать. В соседней комнате топал и пел Джейк. Хотя слов не было, явно слышалась мелодия. Все это напоминало индейский медитативный напев, будто коренной американец бьет в барабаны.
Джейк сидел на полу и, отвернувшись от телевизора, раскачивался взад-вперед с закрытыми глазами. На коленях мальчика разлегся большой рыжий кот. Таких толстых котов я редко видела — манерный, со статной, царственной головой, с длинным густым мехом и пушистым хвостом, который то и дело подергивался самым кончиком, как погремушка у гремучей змеи. Перевернувшись на спину, кот массивными белыми лапами помесил воздух, потом снова улегся на живот и легонько цапнул коготками пижаму Джейка, потом мурлыкнул; его зеленые глаза то широко распахивались, то сужались в маленькие полумесяцы. Пение Джейка превратилось в мурлыкающее урчание, и кот раскачивался туда-сюда, прижимаясь к раскрытой ладони мальчика то одной усатой щекой, то другой.