— Да, конечно.
— Дайте.
Митя покраснел: командир наверняка знал почерк Ждановского. Но делать нечего — он протянул листок.
Горбунов погрузился в чтение, как в воду нырнул. Он как будто сразу оглох. Это продолжалось минуты две. Туровцеву не сиделось на месте. От нетерпения он вскочил и прошелся по узкому проходу между койками. Наконец Горбунов поднял глаза, поискал помощника.
— Любопытная картина, — сказал он, усмехаясь.
Про картину Митя не понял. Что там особенно любопытного, в этих вопросах? Он начал злиться. Ему показалось, что Горбунов нарочно говорит загадками, чтобы подчеркнуть, как еще далек Туровцев от сплававшегося коллектива, где все понимают друг друга с полуслова.
— Сядьте, не мелькайте. И посмотрите, что получается. — Тон был настолько дружеский, что Мите немедленно стало стыдно. — Все вопросы так или иначе сводятся к одному — пойдем ли мы весной в море? Люди хотят знать обо всем: как дерутся под Москвой и можно ли верить союзникам, но еще больше их интересует ремонт, противоминная защита, операции в береговой полосе. Еще вчера казалось, что им никогда не надоест отдыхать, а сегодня они уже жаждут действия и требуют, чтобы мы — командование — поставили перед ними ясные цели. Любой трудности, но совершенно четкие.
— А как бы вы ответили? — спросил Митя не без ехидства.
— Ответить на этот вопрос в принципе легче легкого. Спросите любого чинушу на бригаде, и он вам отрапортует, что подводный флот будет наносить врагу сокрушительные удары — это и оптимистично, и патриотично, и безопасно. Существует распространеннейший предрассудок, что правильные идеи не нуждаются в доказательствах. Как раз их-то и надо доказывать, и не словами только, а расчетами и работой. Для того чтоб команда поверила, что весной я поведу корабль в Балтику, мы с вами должны, раньше чем ляжет снег и станет Нева, начать систематически готовить людей и технику к бою. Я знаю, что теперь вы вызубрите фамилии генералов и названия географических пунктов, но этого мне мало. Я требую, чтоб вы, как мой помощник, умели отвечать на все вопросы, на все решительно. Даю вам неделю. Вы не женаты?
— Нет.
— Отлично. Я не спрашиваю у вас, где вы были этой ночью. Но об одном условимся твердо. Идет война, и вы мне нужны целиком. Если у вас есть женщина — бросьте ее.
Митя промолчал.
— Не подумайте, что я монах или женоненавистник. Я такой, как все. Но я твердо убежден, что моряк должен воевать вдали от своих близких. Единственное, чем он может им помочь, — это разбить врага. У меня нет ни жены, ни детей, когда-нибудь я пожалею об этом, но сегодня — у меня развязаны руки.
Митя продолжал молчать. Одно неосторожное слово — и Горбунов догадается, что он читал письмо в черном конверте.
— Потерпите, — сказал Горбунов со своей характерной кривоватой усмешкой, обнажавшей только нижние зубы. — В Ленинграде сейчас нетрудно найти одинокую женщину, готовую приголубить здорового и красивого моряка. Можете по неопытности нарваться на вражескую агентуру, и придется вам, вместо того чтобы заниматься делом, ходить и доказывать, что вы не верблюд. Потерпите, — повторил он, ласково хлопнув Туровцева по руке. — И вообще — плюньте. Послушайте меня. К черту! Не стоит того.
Митю поразил тон, каким это было сказано.
Горбунов поспешил улыбнуться, но улыбка получилась натянутой.
— Впрочем, — сказал он, — чтоб заниматься глупостями, нужно свободное время, а у вас его не будет. Вы завели себе блокнот?
— Нет еще.
— На Невском продаются прекрасные блокноты. Разрешаю вам пойти и купить. Будете записывать мои задания. Обойдите лодку от носа до кормы или от кормы до носа — это уж как вам угодно — и составьте списочек всего, что, по вашему мнению, требует ремонта, замены или пополнения. Поговорите со старшинами групп, не стесняйтесь спрашивать и переспрашивать. Я, кажется, дал вам неделю? Много. Послезавтра в одиннадцать доложите мне ваши соображения. Договорились? А насчет сегодняшнего — не очень расстраивайтесь.
Горбунов ободряюще улыбнулся помощнику и снова провалился в свои чертежи. Он уже не видел и не слышал, так что спрашивать у него разрешения идти было бессмысленно.
В центральном посту Туровцев присел за игрушечный штурманский столик и, перелистывая для виду корабельный журнал, попробовал привести в некую систему свои мысли и ощущения.
«Итак, — сказал себе Митя, — что мы имеем на сегодняшний день в свете происходящей на наших глазах всемирно-исторической битвы с фашизмом? Мы имеем лейтенанта Туровцева, провалившего первое же порученное ему задание исключительно по лени и распущенности. Командир — золото, все понял и не ругал, надо разбиться в лепешку, но доказать, что он не ошибся в выборе помощника, я не глупее и не трусливее других лейтенантов, которые воюют, командуют, о которых пишут газеты… Это во-первых. А во-вторых? Во-вторых, существует Тамара. Что и говорить, с Тамарой жалко расставаться, но, наверно, Горбунов прав — это необходимо. Она, конечно, очень хороша, и неизвестно, встречу ли я когда-нибудь такую женщину, но человек не должен быть рабом своих удовольствий. В конце концов, она мне не жена, не невеста, и, если подумать, я о ней решительно ничего не знаю. Следовательно, мои отношения с Тамарой не что иное, как случайная связь, не накладывающая ни на одну из сторон никаких обязательств. Так что и этот вопрос рассмотрен со всех сторон и совершенно ясен. Кажется, Горбунов что-то там подпускал насчет вражеской агентуры. Ну, это побоку — Тамара не похожа на шпионку. А впрочем, что значит „не похожа“? Если б шпионки были похожи на шпионок, их бы попросту задерживала на улице милиция. В сущности, если вдуматься, все очень похоже на то, как это принято изображать: частная квартирка, вечеринки с вином, захаживают военные, выбор, естественно, падает на лейтенанта, не потому, что он так неотразим, а потому, что он единственный, кто носит золотые нашивки и к тому же молод, глуп и податлив. Где-то рядом под личиной мирного обывателя скрывается немецкий резидент, он требует от своей сообщницы дислокацию кораблей и оперативные планы. Но как ни наивен лейтенант Туровцев, он близок к тому, чтоб разгадать их грязную игру. Тогда резидент требует — убрать Туровцева… Ну, это я, конечно, хватил, но все-таки не мешает при случае выяснить, действительно ли этот небритый тип — ее бывший муж…»