В этом и заключается трагедия жизни. Нечто крошечное и незаметное, притаившееся в темном, потайном уголке сердца, в какой-то момент может разрушить великое. Вся беда в том, что человек, в сущности, никогда не знает самого себя до конца.
Ну и потом ведь остается еще Никхил. Пусть он чудак, пусть я постоянно высмеиваю его, забыть о том, что он мой друг, я все-таки не могу. Сначала я не слишком задумывался над тем, как должен себя чувствовать он сам, а сейчас мне очень стыдно и неловко из-за этого. Иногда я, как прежде, завожу с ним спор, пытаюсь говорить с прежним задором и горячностью, однако слова мои звучат фальшиво и неубедительно. Порою я иду даже на то, чего никогда не допускал прежде: делаю вид, будто соглашаюсь с ним. Но лицемерия не выносим ни я, ни сам Никхил. Тут уж мы действительно сходимся.
Вот почему я сейчас избегаю встреч с Никхилом — приходится скрывать свое смущение, а это не всегда легко.
Все это — признаки слабости. Стоит только самому себе признаться, что поступок, который ты готовишься совершить, неправилен, и отделаться от этой мысли уже невозможно. Она будет неотступно давить и мучить тебя. Как хорошо было бы, если бы я мог открыто сказать Никхилу, что подобные вещи неизбежны, что они и есть жизнь и что так на них и следует смотреть. И еще, что истина не может встать между настоящими друзьями.
Но увы! Я, по-видимому, и в самом деле начинаю слабеть, а ведь покорил я Бимолу отнюдь не слабостью. Мотылек обжег свои крылышки в огне моего непоколебимого мужества. Но лишь только дым сомнений начинает заволакивать пламя, как Бимола сразу же в смятении отступает. В ней подымается злость, она с удовольствием сорвала бы с меня гирлянду избранника, но не смеет; все, на что она способна, это закрыть глаза и не смотреть на эту гирлянду.
Однако пути отступления отрезаны для нас обоих. Я не нахожу в себе сил оставить Бимолу. И я не сверну с пути, который наметил себе. Мой путь — с народом; мой путь — не черный ход, ведущий в онтохпур. Я не могу отказаться от служения родине, особенно сейчас. Нужно сделать так, чтобы Бимола и родина слились для меня воедино. Пусть ураган с Запада, который сорвал покров, окутывавший сознание моей родины-Лакшми, сорвет покрывало с лица Бимолы, верной супруги, — в этом не будет ничего постыдного. Среди рева и пены, по волнам людского океана понесется ладья, над которой будет развеваться победное знамя «Банде Матарам», и эта ладья станет колыбелью нашей силы и нашей любви. И Бимола увидит тогда столь величественную картину свободы, что оковы сами падут с нее, и она не ощутит стыда. Восхищенная красотой силы разрушения, Бимола не колеблясь станет жестокой. Я заметил, что в натуре у нее есть эта жестокость, которая делает мир прекрасным, без которой немыслима жизнь. Если бы женщины могли освободиться от искусственных оков, созданных мужчинами, мы воочию увидели бы на земле богиню Кали. Она бесстыдна и безжалостна. Я поклоняюсь ей. Бросая Бимолу в вихрь разрушения и гибели, я принесу ее в жертву Кали. Теперь я готовлюсь к этому.
РАССКАЗ НИКХИЛЕША
Осенний дождь оживил все вокруг. Молодые побеги риса нежны, как руки ребенка. Вода затопила сад и подобралась к самому дому. Утренний свет, словно ласка лазурного неба, щедрым потоком льется на землю.
Почему же не пою я? Искрится вода в ручье, блестят глянцевитые листья деревьев, золотятся на солнце волнующиеся нивы риса, и только я один не участвую в этой чудесной осенней симфонии. Мой голос замер. Свет вселенной касается моего сердца, но отразить эти радостные лучи мое сердце не может. Мой внутренний мир сер и тускл, и я прекрасно понимаю, почему оказался обездоленным в жизни. Трудно ожидать, чтобы кто-то мог долгое время день и ночь терпеть мое общество.
В Бимоле так и бьет жизнь. За все девять лет нашей супружеской жизни ни на одно мгновение она не показалась мне скучной. Я же напоминаю глубокий и тихий омут, лишенный трепета жизни. Я повинуюсь толчкам извне, сам же сообщать кому-либо движение не могу. Поэтому разделять мое общество так же скучно, как соблюдать пост. Только сейчас я понял, как убога и пуста была жизнь Бимолы. Но кого в том винить?
Месяц бхадро[26] щедро дарит дождем.
Увы! Храм мой пуст.
Теперь-то я вижу, что для того и был он построен, чтобы оставаться пустым. Ведь его двери не отворяются. Только до сих нор я не понимал, что моя богиня не переступила его порога. Я верил, что она приняла мою жертву и подарила мне свою милость. Но увы, храм мой пуст, совсем пуст!
26
Месяц бхадро — шестой месяц бенгальского календаря, соответствует европейскому августу — сентябрю. В тексте приводятся строки из стихотворения Биддапоти (Видьяпати,