— В настоящий момент всего-навсего пятьдесят тысяч рупий.
Услыхав о такой сумме, Бимола внутренне содрогнулась, но постаралась не подать виду. Могла ли она снова признаться в своем бессилии?
— Царица, вы одна, кажется, способны сделать невозможное возможным, — сказал я. — Вы это доказали уже не раз. Вы бы поняли свою силу, если бы я мог показать вам, как много вы сделали. Но время для этого еще не пришло. Оно придет, а пока нам нужны деньги.
— Я дам их вам, — последовал ответ.
Я понял: Бимола решила продать свои драгоценности, поэтому я сказал:
— Но ваши драгоценности должны оставаться нетронутыми: неизвестно, что еще ждет нас впереди.
Бимола растерянно смотрела на меня, не понимая.
— Вам придется взять деньги из сейфа мужа.
Бимола растерялась еще больше. Через некоторое время она сказала:
— Как же я могу взять его деньги?
— Разве его деньги не ваши?
— Нет, не мои, — ответила она. Было очевидно, что мой вопрос уязвил ее гордость.
— Но если так смотреть, то они и не его. Эти деньги принадлежат родине, в трудную для нее минуту Никхил не должен их утаивать.
— Но как же мне их взять? — повторила она.
— Как угодно. Вам лучше знать, как это сделать. Вы должны взять их для той, кому они принадлежат по праву. «Банде Матарам!» «Банде Матарам!» Этой мантрой вы откроете сегодня дверцу его стального сейфа, раздвинете стены его сокровищницы. И пусть устыдятся те, чьи сердца не откликнутся на этот великий зов. Скажите «Банде Матарам», Царица!
— Банде Матарам!
Мы — мужчины, мы — владыки, нам полагается собирать дань. Явившись на землю, мы немедленно стали расхищать ее богатства. И чем больше мы требовали, тем покорнее она отдавала их. От начала времен мы собираем плоды, рубим деревья, вскапываем землю, убиваем зверей, ловим птиц и рыбу. Мы без разбора берем все и отовсюду: со дна океана, из земных недр, из самых когтей смерти. Такова мужская природа. Мы не пощадили пи одного сундука в кладовой всевышнего.
Земле доставляет величайшее наслаждение выполнять требования людей. Непрерывно отдавая им свои богатства, она сама становится плодородней, обильней, прекрасней. Если бы не это, она покрылась бы джунглями и так никогда и не познала бы себя; двери ее сердца остались бы закрытыми, ее алмазы никогда не увидели бы света дня, и жемчуга никогда не сверкали бы на солнце.
Точно так же нам, мужчинам, удалось своей настойчивой требовательностью пробудить к жизни дремавшие и женщинах возможности. Отдавая всех себя без остатка нам, они обрели истинное величие. Они приносят алмазы своего счастья и жемчуга своих печалей в наши сокровищницы и становятся по-настоящему богаты. Мужчина, отбирая, дает; женщина же, отдавая, — приобретает.
Надо сказать, что потребовал я сейчас от Бимолы не малого. Я даже испытывал поначалу угрызения совести — таковы уж мы, мужчины, любим вступать в бесцельные споры сами с собой. Я говорил себе, что такое поручение было для нее слишком трудным. На какой-то миг я даже почувствовал желание позвать ее обратно и сказать: «Нет, вас не должны касаться наши трудности, я не хочу осложнять вашу жизнь еще больше». Я забыл, должно быть, что назначение мужчины именно в том и состоит, чтобы своими подчас чрезмерными требованиями заставить женщину встрепенуться, сбросить с себя врожденную инертность, в том, чтобы открывать перед ней бездонные пропасти страданий, ведущие в сокровищницу ее души. Мужчина создан для того, чтобы заставлять мир содрогаться от рыданий. Иначе зачем так сильна рука мужчины, так крепка его хватка!
Бимола всем сердцем желала, чтобы я, Шондип, потребовал от нее какой-нибудь большой жертвы, пусть даже жизни! Без этого она не мыслила себе счастья. Ведь она давно уже пресытилась своим семейным счастьем и все эти долгие скучные годы только и ждала случая выплакать свое горе на чьем-нибудь плече. Поэтому едва лишь она заприметила меня, как горизонт ее сердца омрачили грозовые тучи. И, если я пожалею ее и постараюсь спасти от слез, будет совершенно ясно, что своего назначения я не оправдал.
Конечно, угрызения совести мучили меня, главным образом, из-за того, что потребовать мне от нее пришлось денег. Добыча денег — мужское дело. Было похоже, что я клянчу у нее. Поэтому мне пришлось назначить большую сумму. Тысяча рупий, две тысячи — это определенно смахивает на мелкое жульничество. В цифре же пятьдесят тысяч есть что-то романтическое — это уже грабеж. И почему только я не богат! Сколько раз мои желания оставались неосуществленными исключительно из-за отсутствия денег! Бедность мне не к лицу. Будь судьба просто несправедлива ко мне, я еще, может быть, извинил бы ее, но проявленный ею дурной вкус совершенно непростителен. Для такого человека, как я, не только печально, но и просто смешно каждый месяц метаться в поисках денег па квартирную плату и считать пайсы, прежде чем купить билет в общий вагон.