С того дня, когда я сжал руку Бимолы, трепетное чувство, взволновавшее наши сердца, не покидает нас. Мы должны бережно хранить его, не допускать повторений. Иначе то, что сейчас звучит как дивная мелодия, превратится в нечто будничное и обычное. Пока что вопрос «почему?» просто не приходит ей в голову. И я не должен лишать иллюзий Бимолу — одну из тех, кому иллюзии необходимы. Что касается меня, то я сейчас очень занят. Пусть любовный напиток наполняет до краев чашу страсти, не надо сейчас осушать ее до дна. Но когда настанет подходящий момент, я не замедлю сделать это. О жаждущий, подави в себе алчность и научись нежно перебирать струны вины иллюзий, пока ты не сможешь извлекать из нее тончайшие оттенки обольщения.
За это время к нам присоединились новые люди. Наши группы растут. Но хотя мы охрипли, убеждая мусульман, что они наши братья, приходится признать, что лаской с ними ничего не сделаешь. Придется прижать их, чтобы они поняли: сила в наших руках. Сегодня они не обращают внимания на наши призывы, рычат, скалят зубы, однако придет день, и мы заставим их танцевать, как ручных медведей.
— Если вы действительно проповедуете единую Индию, не забывайте, что мусульмане — неотъемлемая часть ее, — возражает Никхил.
— Безусловно, — сказал я на это, — но мы должны определить им место и держать их там, иначе неприятностей не оберешься.
— Поэтому ты, как я вижу, хочешь покончить с одними неприятностями при помощи других.
— А что ты можешь посоветовать?
— Есть только один испытанный путь — прекратить вражду, — выразительно сказал Никхил.
Известно, что споры с Никхилом всегда заканчиваются наставлением, как все нравоучительные истории. Забавнее всего, что он сам до сих пор в них верит, хотя, казалось бы, давно пора перестать. Никхил, но моему мнению, все еще остается самым настоящим школьником. Его главное достоинство — неподдельная искренность. Подобно Чанд Шодагору, он склонен прибегать к «божественным знаниям»[39], дабы воскресить умершего от укуса обыкновенной змеи. Беда с такими людьми — они даже смерть не считают концом и совершенно уверены в существовании потусторонней жизни.
Я давно лелею один план. Если бы мне удалось осуществить его, пожар охватил бы всю страну. Народу необходимо видеть перед собой образ родины — разве он зажжется по-настоящему без этого? Родина должна стать для него богиней. Товарищам понравилась моя мысль.
— Прекрасно, — заявили они, — давайте создадим что-нибудь подобное.
— Нет, так просто у нас ничего не выйдет, — возразил я. — Воплощением родины мы можем сделать лишь божество, уже почитаемое в нашей стране. В этом случае поклонение народа устремится к нему легко и свободно по знакомому пути.
Незадолго до этого у нас с Никхилом состоялся крупный разговор.
— Истину, которую мы действительно почитаем, не нужно не затемнять, ни приукрашивать, — сказал он, — как бы сильно мы ни стремились к ней.
— Надо подсластить пилюлю, — ответил я ему, — если отказаться от иллюзий, за нами не пойдет простой народ, а он составляет большинство. Чтобы поддерживать в народе иллюзии, каждая страна создает свои собственные божества: без этого обойтись невозможно.
— Нет, нам нужен бог, который помог бы нам покончить с иллюзиями, — возразил Никхил. — Только темные силы могут поддерживать их.
— Что ж тут такого? Ради успеха дела можно прибегнуть к помощи и фальшивых богов. Наша беда, что мы не умеем использовать иллюзии для своих целей, хоть они и очень сильны в пароде. Посмотри па брахманов, мы называем их земными богами, берем прах от их ног, осыпаем их приношениями, а толку от них нет никакого. Если бы они действительно обладали силой, мы сделали бы невозможное возможным. На земле существует очень много людей, умеющих лишь пресмыкаться, не способных взяться ни за какую работу, если им на голову или на спину не сыплется прах от чьих-то ног. Иллюзии — великая сила, заставляющая таких людей трудиться. Мы долго оттачивали наше оружие, и наступило время сражения. Так неужели же мы не воспользуемся им теперь?
Однако убедить во всем этом Никхила очень трудно. Слишком уж крепко засела в его мозгу эта самая истина — он прямо-таки осязает ее как нечто реальное. Сколько раз я говорил ему:
— Доказанная ложь становится истиной. Это понимали у нас в Индии испокон веков и не боялись утверждать, что для человека невежественного ложь и есть истина. Такой человек все равно не увидит, в чем разница между ними. Тому, кто обожествляет свою родину, образ ее богини заменит истину. По своей природе, в силу установившихся традиций мы не способны ясно представить себе, что такое наша родина, представить же себе образ богини-матери для нас очень просто. Это — непреложный факт, без признания которого нельзя рассчитывать на успех дела.
39