Личная свита маркиза расступилась, только для него, Хоггроги Солнышко, своего повелителя, открывая путь к мечу, лежащему на земле, на расстеленной попоне. Да, перед спуском в пещеру пришлось его снять и оставить, иначе гномы, объятые страхом, и носу бы не высунули из своих нор. Гномы чутьистые, они хорошо ощущают гибельный ужас, от меча исходящий… В отличие от охраняющих меч людей, которые сомкнулись в защитное кольцо, плечом к плечу, и ничего особенного за своими спинами не чувствуют, разве что затылкам зябко…
Паж маркиза, юный дворянин Керси, встал на одно колено и на вытянутых руках подал серебряное блюдо, на блюде же лежал белый шелковый платок. Хоггроги кивком поблагодарил юношу, в правую руку взял платок, левою рукой ухватил рукоять тяжеленного меча… О ох… Больно. Ничто живое не должно касаться клинка, кроме вражеской плоти, поэтому протирать его необходимо шелковой тканью, боевой стали приятна шелковая ласка. Вот так… по всему клинку… насухо… Руке — то жарко, то как бы студено… Хоггроги, знал, что так и должно быть, пока они с мечом не привыкнут друг к другу. Уж он в последние перед отъездом дни с утра до вечера привыкал, упражнялся, и успехи велики. Меч как бы и недоволен, колюч, сердит, но уже слушается… Хоггроги отсалютовал мечом земле и небу, лихо забросил его за спину, в ножны, на ощупь подкрепив ремешком у самой гарды… Платок обратно на поднос, ногу в стремя…
— Ваша светлость!
Это Рокари Бегга окликнул маркиза, сенешаль Хоггроги, новый предводитель его дружины, в то время как прежний, Марони Горто, остался как бы наместником на землях маркиза на все время его отсутствия. «Светлостью» его сиятельство маркиз станет в самое ближайшее время, после встречи с государем, но Рокари Бегга, самый приближенный из соратников, упрямо называет его так со дня траурной церемонии, и Хоггроги решил его не поправлять… Позже когда-нибудь попеняет и холку намылит нещадно, когда от этого будет польза и смысл…
— Что такое?
— Вызов.
— Чего? Это еще от кого? Мне вызов? На моих землях?
— Гм.. Да… но не совсем. Курьер из замка доставил, пока вы в пещере были. Благородный паладин храма Ларро, следуя к месту поста и молитв и желая оставаться неназванным, в честь своего божества, со всем уважением предлагает вам обменяться «двумя-тремя ударами меча, секиры, кинжала или булавы, буде в ваших намерениях…»
— Короче говори. Он кто?
— Как я выяснил — дворянин из дома герцога Бурого, ничем особенным себя не проявил, но и не запятнал. Одним словом, по всей форме вызов, но это ему епитимия такая наложена, за грехи и буйство. Сам же он в селе Зольное, на кратком постое.
— Не до глупцов мне сейчас и не до святош, так ему и передай… Хотя… Туда есть сейчас прямой проезд, по дороге? Расчистили перевал?
— Нет еще, ваша светлость, только в объезд.
— Ну… тогда и передавать нечего. Когда вернусь и если встречу — убью дурака, а ныне — мне и ждать его некогда, и ехать туда недосуг. Но ты вот что, Рокари… Ты все вызовы сразу же мне докладывай, даже формальные, потому что до похода нам еще жить и жить, а мечу — уже необходимо, он ведь еще из моих рук не ел… Эх, был бы перевал очищен…
— Ваша светлость, я там на днях сам все облазил, осмотрел — уж больно лавина оказалась здоровая, люди в две смены бьются…
— Я понял, Рокари, это уже мы с тобой болтовнею занимаемся, а не делом. По коням.
Дважды в течение года маркизу Короны предстояло посетить столицу, и оба раза непременно, ибо слишком сильны были обстоятельства к этому принуждавшие: во-первых — присяга императору, а во вторых, ближе к осени, ночное бдение в храме Земли во имя нового наследника, новорожденного маркиза… Вот туда, во второе путешествие, Хоггроги возьмет обоих сенешалей, чтобы по возвращении окончательно определиться с местом и должностью для каждого из них… Но это будет не скоро, нет, не скоро, потому что даже первое путешествие в Океанию только начинается…
Иногда боги проявляют необычайную милость к маркизам Короны, словно бы в противовес неумолимости Судьбы, хотя некоторые ученые мужи из окрестных монастырей считают, что и неумолимость свою Судьба проявляет не без содействия тех же милостивых богов… Впрочем, это дело мутное, поповское, а правда такова, что на первом же постое, в захолустном имперском городке Белый Птер, трое дворян прислали вызов маркизу Хоггроги. Столовались эти трое вместе, жили в соседнем трактире, а вызовы прислали по отдельности, как положено. И оно было очень и очень вовремя для Хоггроги: ну как тут не поверить в исключительную милость богов? С нею жить в Империи легко и приятно.
Империя почти безразмерна по количеству племен и народов, ее составляющих, но пространства имперские — и того больше. Вот эти самые племена и народы, соседские и разделенные пространствами, за несколько тысячелетий имперской истории жить в полном ладу между собой просто не научились. Император — повелитель всего и вся, его слово — закон богов, его воля — все равно что воля Судьбы, его лик — известен всякому в Империи, ибо отчеканен на всех золотых и серебряных имперских монетах… Но не были бы императоры столь велики и могущественны, если бы не знали самого главного секрета своего ремесла, простого секрета, однако нет его волшебнее: избегай невозможного! То есть — не отдавай невыполнимых приказов, не издавай невыносимых законов, не требуй недоступного! Соблюдай — и будет процветать твое государство ныне, присно и вовеки! Даже если ты, Твое Величество, глуп, жаден, болен, излишне жесток или хуже того — добр к людям, все равно соблюдай! И сохранишь. И преумножишь.