Маркиза Тури, несмотря на юность, была очень умна и осмотрительна: она уже успела испугаться за своего мужа и успела справиться с испугом: если уж она женщина и не может биться плечом к плечу, рядом, то пусть хотя бы ее Хогги беспокоится там, на рубежах, а в тылу все хорошо, все счастливы, спокойны и простодушны, ни о чем таком не подозревают.
– Какой превосходный камень! Это чудо! Отец Скатис, Керси… Нута, гляньте только! Дорогой, а куда он пойдет – в сокровищницу?
Хоггроги немедленно воспользовался удобным случаем, чтобы отвлечь супругу от ненужных тревог:
– Не бязательно. Придумаешь, куда, в какие твои украшения можно этот булыжник пристроить – действуй, он твой…
– Ура! Я придумаю!.. И на ближайшем большом празднике я!.. у меня!..
– Ну, а мне пора в дорогу. Керси, дружине сбор! И сам собирайся. – Хоггроги осторожно зыркнул глазами в сторону супруги. – Сенешалей не трогать, полки не трогать, дело пустяковое, завтра к вечеру вернемся.
Весь путь шли походной рысью, неспешно, казалось бы, но даже в конце перехода все до единой лошади сохранили свежесть и силу, а мчись они во весь опор – не так уж много бы и выиграли по времени, только и хватило бы, чтобы всадникам дух перевести, да пыль дорожную откашлять…
Места в окрестностях Гномьей горы более или менее обжитые, хотя по ночам всякой пакости шатается в достатке, а подоспели воины как раз к закату.
Но когда дружина маркиза Короны становится лагерем в чистом поле – для всего живого, да и для нечисти, если прямо говорить – нет угрозы опаснее в округе, чем сама эта дружина: пять сотен отборных воинов, которые не боятся ни врагов, ни демонов, ни богов, ни зверей, а только пустых карманов и повелителя! Дружина ощетинилась дозором в полной боевой выкладке, но в гостевую гномью пещеру, как это и положено вековым обычаем, спустился один человек – владетельный маркиз Короны Хоггроги Солнышко. Меч за спиной, расчехленная секира на боку, пояс со швыряльными ножами, кинжал, узкая плеть вокруг пояса… Хоггроги не поленился на этот раз и рассовал по предплечьям два стилета… Да кечень в сапоге, да удавка в другом… Лучше всего, надежнее всего – меч, почти всегда, но не в узких и низких пещерах. Судя по «обменному» камню – гномам туго пришлось, а ведь они ко всякому привычные.
– Я здесь, о гномы, – негромко воззвал Хоггроги. И гномы почти тут же отозвались. На этот раз они не стали играть в ожидание, высыпались горохом из потайной двери, подошли поближе. Хоггроги показалось, что некоторые гномы из дюжины ему незнакомы, в прошлый раз состав участников мены-торга был чуть иной…
– Ты тот же, что и в прошлый раз? Маркиз?
– Да, я.
– А то если другой – мы с тобой дел иметь не будем, только с ним!
– Не будем! – запищали недружным хором остальные гномы. – Только с маркизом!
– Именно я, он – это я и есть. Могу щит, показать, корону…
Серебрянобородый Вавур тяжело вздохнул в ответ:
– Это лишнее, да, лишнее. Ты вот что скажи: что мы тебе прислали? В шкатулке прислали, а? Только не ошибись, а то нам опять настоящего маркиза дожидаться… – Вавур пугливо оглянулся на сплошную стену, но взял себя в руки, повернулся к Хоггроги.
– Прислали изумруд, в бриллиантовой огранке. Очень хороший.
– Хороший! Не хороший, а великолепный! Вы слышали, гномы, он сказал – хороший!
Гномы засмеялись было над невежественным простаком, но насмешки вышли какими-то невеселыми.
– Сколько фацетов на камне?
– Что? – Хогги смешался на миг, но вспомнил уроки жрецов и сообразил:
– Граней, что ли? М-м… Точно не помню, не успел посчитать. Восемьдесят шесть. По-королевски.
– Еще больше, да и огранка-то непарная. Впрочем, это просто забава с огранкою, ибо по изумруду свет совсем иначе бежит… Беда у нас. – Вавур ухватил в горсть свою седую бороду и попытался стереть ею гримасу с лица, но не выдержал и зарыдал: – Обижают нас.
Остальные гномы словно ждали сигнала от старшего – заголосили и заплакали вразнобой:
– Обижают! Плохо нам! Ой, как плохо!.. А она обижает! И ест! Да, убивает и ест!..
– Объясните, о гномы! Кто это в моих землях смеет вас обижать? Когда мои предки на веки вечные даровали вам вольности и защиту перед кем бы то ни было! Кто???
– На землях-то одно, а в подземлях-то другое! Мы уж бились, бились… А она хвать… Она голодная… И ест нас…
– Мы бились… да, мы – ох, как бились!.. А она кусается и убивает! – Гномы, позабыв о гномьем чинопочитании, о страхе перед людьми сгрудились перед сидящим Хоггроги и наперебой, сквозь слезы и рыдания жаловались ему о неведомой беде. Некоторые даже, преодолев привычный ужас перед близостью грозного меча, пытались прикоснуться пальцами, кто к сапогу, кто к локтю, словно ища защиту и спокойствие в этих прикосновениях к маркизу Короны, живому воплощению войны.
– За этим я и пришел сюда, чтобы выручить вас, о гномы! И сделал бы это безо всяких подарков. Но – кто такая она? Цуцыриха? Медведица?
Наконец к Вавуру вернулось самообладание. Он опять растер бородой мокрое от слез личико и выдохнул:
– Щура.
– Щура??? – Хоггроги чуть было не рассмеялся от удивления, но удержался даже от улыбки. – Как это – щура? С каких это пор она вам достойная угроза? Щуры же сами вас боятся?
– Да, они нас боятся! – Гномы дружно закивали разноцветными шапками, заулыбались было, но… вспомнили ужасное – и опять в слезы! Да что у них там такое???
– Объясни ты, почтенный Вавур. А они пусть помолчат.
– Гномы! Молчите. Все молчат! Все стойте безмолвно, а я буду говорить, вот ему.. Г-ха…
Рассказ Вавура был краток и горестен: в гномьих пещерах, как раз на путях, ведущих от северного склона горы к южному, объявилась щура, да не простая, а невероятно огромная.
– Как дракон!
– Ну уж, как дракон…
– Да! Огроменная! Гномы, правильно я говорю? – Гномы, вслед за Вавуром, забыв, что они должны соблюдать молчание, загалдели, запищали, руками и прыжками показывая, какая огромная эта щура… Вавур спохватился, опять приказал всем молчать и продолжил, а вернее закончил рассказ.
Из гномьих объяснений следовало, что щура неправдоподобно огромна, локтей двадцати в длину, всегда голодна и уходить никуда не собирается. Гномам же деваться некуда, ибо шура поселилась в самом центре их маленького обжитого мирка, и покуда они сумеют найти другое подходящее для обитание место, да покуда пророют ходы, да обстроятся – они все умрут от лишений. Оставаться – тоже нельзя, она их всех убьет, и не только она, там еще и другие щуры появились, обычные.
– Хм… Я неплохо вижу в полутьме, особенно когда глаза попривыкнут, но в кромешной тьме… У меня есть кое-какие освещальные свечи, да они коротко горят, ярко, но коротко. Поможете со светом, почтенный Вавур?
– Со светом? Поможем! У нас есть свет, да гномы? Светло будет, все видно будет… – Вавур замолчал вдруг, и борода его затряслась в рыданиях. – А она даже света не боится и хватает нас. Камдру вчера за ногу поймала и погубила!..
– Тогда – нечего рассиживаться. Пойдем, разберемся с этой тварью. Только, чур, я ее рублю, а куски от нее, всю падаль – вы сами на тачки грузите, сами в отвал увозите! – Хоггроги вовсе не был так беспечен и весел, как выказал гномам, но ему хотелось хотя бы немного ободрить и успокоить дрожащих, насмерть запуганных малышей. И это ему вполне удалось: гномы обступили его со всех сторон, визжащей и хохочущей гурьбой, да так и повели по внезапно открывшемуся ходу туда, в глубь горы, к месту битвы. На ходу они вновь и вновь повторяли слова громадины маркиза, показывали друг другу, как они будут укладывать в тачки порубленную на куски гадину-щуру… Однако, чем дальше они продвигались по подземелью, тем тише становился смех и короче словесные трели… Вавур не выдержал и уцепился рукой за край левой штанины маркиза, чтобы не так страшно было… Но он же властным окриком отогнал от маркиза других гномов, и вовремя, иначе Хоггроги и шагу дальше было бы не ступить… Наконец они вышли в огромную центральную пещеру, служившую гномам вечевой площадью. Чувство холодного и лютого страха пришло внезапно, волосы маркиза встали дыбом и едва не сдвинули на затылок тяжеленный шлем. Гномы тоже почуяли ужас и тихонечко взвыли, там за спиной…