– Лумай, в казармах все подготовлено?
– Все, ваша светлость! До самой мелкой мелочи!
Когда мажордом говорит – ему можно верить. Старик в отсутствие хозяев любит выпить лишнего, есть за ним такой слушок, однако – до сих пор честен и деловит.
– Хорошо. Мне и сенешалям – мыльню, ратникам тоже, но свою. Вина дружине, сегодня вечером, в честь приезда, из расчета: полная пядь простого «океанского» – на десяток, ибо не на праздник приехали. А вот страже домовой… Их, Лумай, угости послаще и не считая, пусть порадуются старики, отдохнут без забот.
Хоггроги махнул рукой, и два сенешаля бегом двинулись к повелителю.
– Лумай, вот что… Сотники, Лери и Керси тоже сегодня с нами, в мыльню и на ужин. Хоггроги гаркнул поправку на весь двор, пятеро сотников и два пажа, Керси и Лери, со всех ног помчались догонять сенешалей: значит, в духе его светлость, удачно до столицы добрались!
Два десятка увечных стариков служат охраною дома, сменяя друг друга: шестеро в карауле, шестеро спят, шестеро собственной жизнью живут, свое время проводят. Да двое десятников над тремя неполными стражными десятками. Были они ратники когда-то, но старость и увечья заставили их искать другую жизнь, вернее сказать – доживание… Против настоящих войск им осады, конечно же, не выдержать: и дом не крепость, и они не рыцари, а против татей ночных – надежно управятся и управлялись уже! Пока его светлость в столице – всю караульную службу теперь дружина будет нести, и домовой охране это в великую радость: во-первых, законное безделье, лично его светлостью дарованное, во-вторых, добавочное винное довольствие каждому, а в третьих – это наверное самое счастливое – каждый вечер их ждут в казармах дружинники, чтобы кружечку с ветеранами пропустить да послушать рассказы о старых временах, да сплетни о нынешних порядках в столице, да самим рассказать о новостях удельных… Существует строжайший приказ: не обижать стариков, но и без приказа никто бы не стал над ними надсмеиваться: сегодня – они старые и увечные, а послезавтра – как знать… все под прихотью богов живем.
Приняли Маркиза Короны хорошо и без проволочек: сначала Его Величество, наскоро отбарабанив слова торжественного благословения, пригласил его на полдник и на охоту, потом, уже в своих покоях, государыня поила его липким медовым взваром, гладила ему вихры, вспоминала в очередной раз, как ей пришло в голову дать маркизу его прозвище. Хоггроги с почтительнейшим добродушием сносил весь этот наизусть знакомый ритуал, раз десять он все это слышал, но ему не надоедает: во-первых, сие – знаки расположения от Её Величества Императрицы, а во-вторых и в третьих, она напоминает ему матушку, маркизу Эрриси, которой – будь они все простолюдины – Императрица доводилась бы двоюродной теткой.
Что касается совместной охоты по приглашению Его Величества, это, конечно же, всего лишь этикет, дворцовая вежливость, зрелые годы Его Величества и камни в почках навсегда лишили его этой благородной забавы, но пополдничать за императорским столом пришлось, и Хоггроги ничуть об этом не пожалел: едок из сухощавого, всегда болезненного государя, неважный, в отличие от его покойного батюшки Месори Первого, но угощает он вкусно.
Полдники всюду в обиходе в Империи: на западе и на юге, в городах и в деревнях, в княжеских замках и в купеческих домах, и даже в большинстве храмов… Однако, если в уделе Хоггроги полдник – это освежающие и согревающие напитки всех видов и легонькие к ним заедочки, то за императорским столом – это полноценная трапеза, разве что похлебок не бывает, и мясо не с огня подают, а только остывшее… Но сие отличие императорских полдников, от всех остальных, понятно и естественно: Его Величеству приходится оказывать внимание очень и очень большому количеству значимых людей, расписаны надолго вперед завтраки, обеды, ужины… такоже и полдники, которыми можно распорядиться с толком и с пользою для государства.
Однако именно в этот день император захотел разгрузить хотя бы часть своего времени от бесконечных забот и поэтому назначил для полдника так называемый «малый стол», где присутствовали немногие: государь, две его маленькие внучки, канцлер двора, два посла, восточного царства Лу Ин и юго-восточного Бо Ин, маркиз Хоггроги Солнышко и его бывший сосед, граф Борази Лона, недавно переназначенный государем из восточных провинций в западные. А к самому концу полдника присоединился его Высочество престолонаследник принц Токугари.
– Чего запыхался-то, а, твое Высочество?
– Торопился изо всех сил, Ваше Величество, ибо опасался, что не успею быть к полднику, вопреки своему обещанию.
– А чего опасаться-то, не надо опасаться, надо успевать.
Принц приложил руку к груди и уже встал было из-за стола, дабы повторно раскаяться, но Его Величество одним движением ладони погасил эту попытку:
– Так что тебя задержало, говоришь?
– Ее Величеству было угодно призвать меня к себе и рассказать послеобеденный сон, что Ее Величеству приснился… Потом она соблаговолила спросить мое мнение о данном сновидении, потом, согласно ее высочайшей просьбе, я велел послать за своим жре…
– Достаточно, ваше высочество! Любезным гостям моим вовсе необязательно знать подробности ба… дамских времяпрепровождений! Как здоровье государыни? Выйдет ли она завтра к обеду?
– Непременно, Ваше Величество, возможно, что и к сегодняшнему ужину. Ее вчерашнее недомогание подходит к концу, порошок из храма Луа снял все колики.
– Хорошо, я ее навещу ближе к вечеру. Отведай, вон, фаршированных ящерок, гости хвалят.
– Благодарю, Ваше Величество! Я и сам на них нацелился, ибо они вкусны, а я с самого рассвета голоден.
– Опять с конем возился?.. Мой сын, судари, – император обратился к почтительно внимающим послам, – воображает, что он наездник, каких свет не видывал! Но и то признать, что обращаться с этими благородными животными он умеет как немногие! – Император обратил взгляд на сына. – Укротил?
– О да, Ваше Величество. Дело было нелегкое, но оно того стоило!
– Угу, потом покажешь. Мне канцлер все уши прожужжал – сколько стоил казне этот жеребчик.
Встревоженный такими вероломными словами Его Величества, канцлер быстро-быстро прожевал то, что у него было во рту и осторожно вытаращил глаза:
– Ваше Величество! Но я вовсе не…
– Довольно! Этот конь – принадлежность лейб-гвардейского полка, где мой старший сын состоит тысячником, стало быть, расходы казны вполне законны, это не личные нужды его Высочества. Так что, не будем никто и ни перед кем оправдываться и препираться…
Все присутствующие, включая послов от дружественных держав, кроме разве что несовершеннолетних внучек, отчетливо понимали, зачем Его Величество науськивает его Высочество на его высокопревосходительство, но канцлеру от этого легче не стало, он в очередной раз, в десятитысячный, наверное, убедился, что до самой отставки, а вернее – до самой могилы не видать ему ни дня спокойной жизни. Вот выслушал его Высочество монарший навет в его сторону, вроде бы как мимо ушей пропустил, но – услышал! Не поверил – но и не забудет! Ох, тяжек хлеб царедворца! То ли дело – этому… сударю Хоггроги… Одни только милости и сыплются… Ну, вот пожалуйста: и от Его Величества, а теперь от его Высочества.
– …Так что, сударь Хоггроги, если Его Величество не воспрепятствует моему желанию…
– Не воспрепятствую. По крайней мере, хотя бы на эту неделю одним порядочным человеком в твоей шалопайской свите станет больше. Тебе ведь неделю жрецы положили на все обряды?
– Да, Ваше Величество, неделю и день! Я буду счастлив провести время в обществе вашего Высочества! До зимнего военного похода времени еще в достатке.
– Боги милосердные! Я коротко знавал твоего отца, великолепного Ведди Малого, застал и деда, которого не за просто так матушка моя нарекла Веселым, да, а именно за добрый и буйный нрав. Но откуда у вас у всех эдакая манера – кричать в помещении, аж стекла звенят? Ты бы пожалел мои барабанные перепонки…