– Ваша светлость. Язык, которого мои ребята добыли… вы велели напомнить, как дело с ним сдвинется. Он-то – с простых плетей запел.
– Ты молодец, Титоси, но языком бы тебе пошустрее ворочать. Всем разойтись, всем доброго сна, а ты, Титоси, оба… командующих, и сотник той сотни, за которой пленник числится… и вы, двое нахохленных птеров, останетесь на допрос.
«Двое нахохленных птеров» – это пажи, Лери и Керси, которых Хоггроги беспощадно гонял вестовыми в полки, по всем направлениям, так, что оба они пользовались каждым свободным мгновением – устроиться в тепле и прикорнуть. На долгом секретном допросе им предстояло выполнять работу слуг: греть отвар, приносить-уносить посуду, следить за очагом, распаривать плети в едком отваре… Но оба не роптали в трудном походе, оба держались хорошо.
Хоггроги с удовольствием узнал в отличившемся сотнике воина Реми из Храма, который когда-то пытался вызвать его на «ножевой» поединок, а потом принес присягу верности маркизу простым ратником.
– Как оно, сотник? Освоился на новом месте?
– Так точно, ваша светлость!
– Угу, привязывай его к тотему. Ишь, опять оскалился. Поздно упрямиться, любезный, ты уже почти все выдал, так что будь последователен в слабости своей. Где толмач?
– Без надобности толмач, ваша светлость, они, из этого рода, все на нашем талдычат. С отличиями, но вполне понятно.
– Еще и лучше. Марони, спрашивай ты пока…
Захваченные языки, как правило, без задержек развязывались на допросах, но что-либо особо важное прояснить не смогли: да, орда собрана боґльшая, чем когда бы то ни было, туроми привычно беспощадны и нацелены не просто на разбой – прихлопнуть хотят Империю, как до этого стерли с лица земли жалкие стайки вонючих карберов. Хоггроги немало веселился на эти и им подобные сведения: бедные варвары, темные, жестокие и невежественные, они воображают, там, у себя в кибитках вождей, что Империя – это и есть удел маркизов Короны, с прилепленной к ним узенькой полоской земель неведомого императора…
Нет смысла надрываться – объяснять им правду, ибо все преходяще и бесполезно в круговороте суетливых будней: пройдут годы, и однажды вожди одного клана соберутся с силами и вырежут вождей ныне правящего и вновь, до очередных наглядных разъяснений забудут истинную картину мира… Да, это дикари, предельно свирепые и беспощадные, к языку переговоров и к доводам разума – ну совершенно глухие! Здесь только одно лекарство целебно: истреблять под корень всех туроми до единого, всех, кто способен держать в руках меч, лук и нож. Остальных в рабство – и на продажу. Сначала на своих землях сокрушать, а потом – нанеся ответный визит вежливости в их края – и там… Что нельзя сжечь – можно разрушить. Тогда уже поздно будет молить своих и чужих богов о милосердии: Империя любит вовремя покорных и сурова к остальным.
Как ни мечтал Хоггроги покончить с туроми одним махом – не удалось. Войска туроми разбежались на большие и малые отряды, рыская не только по краю удела, но и осмеливаясь уже на прорывы в самое нутро, там где народ смирнее, где добыча богаче… Их вырезают – кочевников-дикарей, целыми ватагами – а они вновь объявляются, и не потому что бессмертные, а потому что силы на этот раз они собрали несметные. И все-таки основная мощь, ядро вражеской орды, держится и будет держать вместе, единым войском, насчитывающим около полусотни тысяч бойцов, и возглавлял его некий военный вождь Рапан Топор.
– Хорошо хоть, не секира, а, ваша светлость?
Хоггроги распрямился над картой и потянулся со вкусом, прежде чем ответить новоиспеченному барону. Полурасстегнутая холщовая рубашка испуганно затрещала на бугристых плечах. Всюду зима – а в шатре жарко. Вот сегодня – пропади все боги в занебесье! – ему и остальным военачальникам в приказном порядке следует выспаться, иначе это будет не война, а соревнование «кто тупее». Воевали неплохо, и, вроде бы, сообща удумали толковое…
– За что ты мне с детских лет нравился, Марони, с моих детских лет, разумеется, что всегда ты весел, а остришь редко… в отличие от одного знакомого мне сенешаля… Так и дальше держись.
– А что – я, ваша светлость? Мне уже давно не до шуток. Пора бы уже нам взять этих ящеров за хвост – и к карберам в гости отправить. Нам же самим – к ним в гости, с нашими гостинцами. Все только топчемся на наших землях… Вытаптываем.
– Зимою много не натопчем. Ты уже распорядился насчет ополчений, Кари?
– Так точно, ваша светлость. Вот свиток с полной разнарядкой – кого куда.
– Какие полки в заграду определены?
– Смешные и Горные. Только… жалко от себя-то отрывать, ваша светлость.
– Справимся и без них, там они нужнее. – Рокари Бегга обращался к его светлости, а с ответом встрял Марони Горто, барон и бывший сенешаль.
– А я тебя разве спрашивал, сударь барон, ваша милость??? Я к его светлости обращался. Ты бы лучше подальше держал своих фуражиров от моих флангов!
– Сонной челюстью щелкать не надо, фланги – дело текучее. Сударь сенешаль! Только подковы на дорогах и валяются… прибитые к павшим от чьей-то командирской дурости лошадям!
Барон Марони Горто и сенешаль Рокари Бегга отворили пошире рты, чтобы его светлости были слышнее доводы от единственно правой стороны в этом споре… Но глянули на его светлость и со стуком рты позахлопывали.
– Что притихли? Слово маркиза: кто первый из вас тявкнет посторонним звуком, к делу не относящимся, – укорочу на голову немедленно. Итак?
Сподвижники молчали, очень и очень слабо надеясь, что противная сторона не выдержит и… проявит неосторожность.
– А вместо любого из вас назначу замену. Вот они стоят вокруг вас, все неплохо воюют, любой справится.
– Любой! – подтвердили вспыхнувшие служебной похотью глаза на бесстрастных лицах полковников.
– Тоже мне, с-сподвижнички… – Хоггроги посопел немного и поднял левый мизинец к потолку, в знак того, что выговор закончен, совет продолжается.
Предстояло принимать трудные решения… Трудные – это значит отправить на заведомую гибель одних, чтобы сохранить жизни другим. Те и эти – свои, ратники, доверившие свою судьбу вассальной присяге маркизам Короны. Те и эти – хорошие, сильные, верные воины. Погибших будет меньше, чем спасенных этой гибелью, но – все же… все же…
– Предлагаю назвать предстоящее сражение: «Мордушка». Ибо туроми войдут в город, как рыба в мордушку, а уж обратно не выйдут. Что скажете?
– Гм… Дозвольте, ваша светлость?
– Давай, Рында. Кстати, твой полк хорош оказался. Я его думаю к воротам поставить. Например… к западным. Керси, запиши.
– И встанем! И не подведем вашу светлость. А только мордушка – как-то так… не по-военному звучит. Слишком простецки. Но пусть всё бу…
– А ты как предлагаешь? Умеешь хулить – умей заменить.
– Ну… «Ловчая яма». Потому что…
– «Ловчая… яма…» По смыслу оно лучше, нежели моя «Мордушка», но звучит тоже не ахти: ча-я-я… Трубадуры-былинники яякать замучаются, воспевая наши подвиги… «Яма с капканом!» Вот так назовем наше сражение, которое, в случае удачи и успеха, я посвящу памяти своего отца. Не худо бы нам с вами не посрамить его имени… Ну-с, осталось решить, кого мы поставим на стены. Погибнут многие, прямо скажем – большинство из подставных. Предлагаю уцелевшим – годовое содержание сверх обещанного и дополнительный отпуск в течение года, чтобы легче было награду пропивать. Соберем охотников со всех полков, но не более, чем по две сотни из полка. Остальным определиться в засады, но это распределение оставим на потом, на свежую голову. Все на сегодня. Если жрецам нечего тревожного сказать – разошлись. Всем отдыхать. Отдыхать – это спать и отсыпаться. Не советую колобродить и неусыпную стойкость передо мною выказывать. Дел у нас очень много впереди, спокойной ночи, судари.