Все рассмеялись, как он, собственно, и ожидал, а кроме того, брошенные им вскользь слова — что, мол, эти два богача, эти влиятельные белые бизнесмены, когда с ними познакомишься поближе, оказывается, люди вполне приличные — создавали впечатление, что он-то, возможно, с ними знаком. Насколько могла судить Фрэнсис, это было не исключено: Джейсон — именно тот человек, на которого пал бы выбор
белой верхушки, если бы ей понадобилось сделать символический жест, демонстрирующий ее связь с черными массами Странным образом, Джейсон Мадела действовал на белых успокоительно: его темные костюмы и крахмальные сорочки городская речь и чувство юмора — все было точно такое же как у них самих, хоть и взялось неведомо откуда, и это позволяло белым забывать о неприглядных фактах той жизни на которую были обречены он и ему подобные. А как он тактичен, как умен... Ведь не только какой-нибудь миллионер, но даже и сама Фрэнсис как бы служила наглядным свидетельством всего, чего он лишен: она белая, а значит, вольна ехать куда ей вздумается и тем самым уже виновна перед ним. Но он не включал ее в число виновных; сознание это ей льстило, и она отвечала благодарностью, неприметной для окружающих, словно передаваемый под столом вексель...
Эдгар Ксиксо рассказывал между тем, что его вызывали в Особый отдел полиции на допрос.
— А ведь я никогда не состоял ни в одной политической организации, никогда ни в чем не обвинялся, и им это известно. Знакомых среди политических эмигрантов в Лесото у меня тоже нет. Я и не собираюсь ни с кем там встречаться, но ездить туда и обратно мне необходимо: у меня торговое агентство, продаю всякое оборудование для алмазных копей, и дело могло быть прибыльное, да вот...
— Может, надо кое-кого подмазать,— заметил Джейсон Мадела, накладывая себе салат.
Ксиксо испуганно вскинулся:
— А если нарвешься на такого, кто не берет, тогда ведь... Да еще при моей профессии, я же юрист!
— Чутье,— бросил Мадела.— Научиться этому нельзя.
— Объясните мне...— благодарственным жестом Серетти отказался от второго куска утки, предложенного хозяйкой, и, повернувшись к Маделе, продолжал:— Вы считаете, что взятки играют большую роль в повседневных отношениях между африканцами и представителями власти? Разумеется, я не о политическом отделе полиции, а о белом государственном аппарате вообще. Таков ваш личный опыт?
Мадела отпил вина и, поворачивая бутылку, чтобы разглядеть этикетку, ответил:
— Нет, я не назвал бы это подкупом — в том смысле, в каком это понимают у вас. А так, по мелочам... Когда у меня была транспортная контора, приходилось к этому прибегать, родительские права для шоферов и все такое. Выискиваешь какого-нибудь молодого клерка из африканеров: зарабатывают они мало и не прочь получить шиллинг-другой — все равно от кого. Среди них попадаются понятливые. Можно бы, наверное, найти кого-нибудь чином повыше в Управлении по делам банту. Но тут надо суметь распознать подходящего человека...— Он поставил бутылку на стол, улыбнулся Фрэнсис.— Слава богу, теперь я со всем этим разделался. Вот если только надумаю предложить какое-нибудь из моих снадобий бюро стандартов, а?— И он рассмеялся.
— Джейсон нарушил монополию белых на выпрямитель для волос,— весело пояснила Фрэнсис.— Но, что очень мило с его стороны, сам он не питает никаких иллюзий насчет качества своей продукции.
— Зато очень верю в ее будущее,— подхватил Джейсон.— Сейчас вот подумываю, не начать ли экспортировать в Штаты свои таблетки для мужчин. По-моему, как раз приспело время дать американским неграм приятное сознание, что они могут вновь обрести чуточку старой Африки — самую малость, во флакончике, а?
Ксиксо терзал утиную ножку с таким видом, будто это и было то неодолимое препятствие, о котором он только что рассказывал.
— Понимаете, я им все твержу: ну покажите мне в моем досье хоть что-нибудь такое...
Молодой журналист Спаде Бутелези вставил обычным для него брюзгливым тоном:
— А может, это потому, что к тебе перешла лавочка Самсона Думиле?
Всякий раз, как в разговоре упоминалось новое для него имя, Серетти напряженно прищуривался.
— Ну да, в этом все дело!— жалобно подтвердил Ксиксо,
глядя на него.— Человек, на которого я работал, некто Думиле, проходил по одному из политических процессов, ему дали шесть лет; но ведь я взял у него только благонадежную клиентуру; даже контора моя в другом здании, а с прежней у меня нет ничего общего; и все-таки дело именно в этом.