Теперь, стоя перед полицейским врачом в мужских трусах, она заплакала.
Он вежливо не обратил на это внимания и, передав трусы, джинсы и рубашку за дверь, сделал ей знак лечь на высокий, покрытый белой простыней стол. Он раздвинул ее ноги, положил их на упоры, ввел ей внутрь твердый холодный инструмент
и начал его развинчивать все шире и шире. Ее ноги и бедра сотрясала неудержимая дрожь, а врач осматривал ее, брал другие инструменты и марлевые тампоны.
Когда она вышла из этой комнаты в приемную, доктора фон Лейнсдорфа там не было. Его, по-видимому, куда-то увезли. Остаток ночи она провела в камере, как, наверное, и он, но рано утром ее отпустили, и какой-то белый отвез ее домой к матери. Он объяснил, что он — помощник адвоката, которого нанял для нее доктор фон Лейнсдорф. Сам доктор Лейнсдорф, сказал он, тоже был утром отпущен под залог. Но он ничего не сказал о том, увидит ли она снова доктора фон Лейнсдорфа.
■
Он и она предстали пред судом по обвинению в нарушении закона о нравственности, совершенном ими в йоханнесбургской квартире... декабря 19.. года, и судье были вручены показания, которые девушка дала полиции: «Я жила у этого белого мужчины в его квартире. Иногда он совершал со мной половой акт. Он давал мне таблетки, чтобы я не забеременела».
Репортерам воскресных газет девушка сказала: «Я сожалею о горе, которое причинила моей матери». Она сказала, что ее мать работает в прачечной и их, детей, у нее девять. Она ушла из школы после третьего класса, потому что у них не было денег, чтобы купить гимнастический костюм и школьную форму. Она работала швеей на фабрике и кассиршей в универсаме. Доктор фон Лейнсдорф учил ее перепечатывать на машинке его заметки.
Доктор Франц-Иосиф фон Лейнсдорф, внук баронессы (как писал репортер), высокообразованный человек, участник международных минералогических исследований, сказал, что признает существование социальных различий между людьми, но, по его мнению, утверждать их законодательным путем не следует. «Даже у меня на родине человеку, принадлежащему к высшему сословию, нелегко жениться на девушке из низшего сословия».
Обвиняемые показаний не давали. В зале суда они не поздоровались и не разговаривали друг с другом. Защита ссылалась на то, что утверждение полицейского сержанта, будто они жили
как муж и жена,— не доказательство, поскольку опирается на чьи-то ничем не подкрепленные слова. (Дама с таксой? Швейцар?) Суд оправдал их, так как обвинение в том, что в ночь на ... декабря 19.. года они совершили половой акт, осталось недоказанным.
Воскресные газеты напечатали фотографию матери обвиняемой и процитировали ее слова: «Больше я не позволю моей дочери быть прислугой в доме белого мужчины».
II
Дети на ферме, пока маленькие, играют вместе, но стоит белым детям уехать в школу, и вскоре они даже на каникулах перестают играть со своими прежними товарищами. Хотя черные дети по большей части тоже как-то учатся, они год за годом отстают от своих белых сверстников. Детский язык, детские приключения у плотины, на склоне холма, среди кукурузных полей или в вельде — все это белые дети оставляют в прошлом, стоит им приобщиться к языку школы-интерната, к азарту спортивных состязаний между школами, к киноприключениям. Происходит это, когда им исполняется двенадцать-тринадцать лет, что очень удачно, так как одновременно с физическими изменениями переходного возраста черные дети легко привыкают называть недавних участников общих игр по-взрослому: «миссус» и «бааси»— молодой господин.
Только Пауль Эйзендик словно бы не понимал, что Тебеди теперь стала просто еще одной деревенской девчонкой в краале и отличается от всех прочих разве только старыми платьями его сестер, которые она донашивала. Когда он вернулся из школы-интерната на свои первые рождественские каникулы, он привез Тебеди раскрашенную шкатулку, которую сам выпилил в школьной мастерской. Правда, отдал он ей шкатулку тайком, потому что другим детям в краале подарков не приготовил. А она перед его отъездом в школу подарила ему браслет, который сплела из медной проволоки и украсила серебристыми семенами клещевины с плантации его отца. (Когда они еще играли вместе, это она научила Пауля лепить из глины волов