Йонатан и Йонас стоически сносят это, не издавая не звука.
Мерзкие, самодовольные, тупые глупцы!
Йозеф (растерянно): Но Павел… Ведь это всего только теплое белье… Разве нет?.. Какой вред может быть нам от какого-то там теплого белья?
Павел (отпуская Йонатана и Йонаса): Ты сказал, какой вред может быть от какого-то там теплого белья?.. Значит, по-вашему, это всего только теплое белье? И это говорят те, которых называют солью земли?.. (Неожиданно остановившись, опускается на колени; подняв к небу голову, хрипло). Прости, Господи, этих жалких слепцов, ибо они сами не ведают в своем неразумии, что творят… (Горько). Жалкие слепцы. Нет, Ты только взгляни на них… Теплое белье! (Тихо смеется). Они похожи на людей, которые собирают ягоды в самом логове змей. На глупых школьников, которые играют в футбол на тонком весеннем льду. (Негромко, подняв глаза к потолку). Откуда же им знать, Господи, что это совсем не белье, а крючок, который закинул Сатана, чтобы с пользой использовать отпущенное ему время?.. Сеть, которой он опутал весь мир, чтобы поймать себе ужин, который он приготовит на огне Страшного суда?.. (Кричит). Прости им, Господи!..
Йансенс (жалобно): Павел, Павел…
Павел (опускаясь на пол, негромко): Прости им, что они променяли Тебя на эти пестрые тряпки, забыв, что, может быть, уже завтра они будут гореть вместе с ними в огне, от которого нет спасения… Разве мог я представить, что они соблазнятся этими жалкими подачками, словно малые дети, которые не обращают внимания на настоящие драгоценности и тянутся к раскрашенному картону?.. Прости им, Господи, и накажи вместо них меня, Павла, потому что ведь это я не сумел как следует уберечь их души от дьявольских козней… Меня, Господи, меня, меня… (Помедлив, едва слышно). Ах, как же я устал, как же я устал, Господи… Ходить, умолять, предостерегать, упрашивать, наставлять, доказывать, и все только затем, чтобы увидеть, как они радуются, натягивая на себя эти мерзкие тряпки… (Смолкает, закрыв глаза и опустив на грудь голову).
Йансенс (тихо): Павел, Павел…
Долгая пауза. Никто из присутствующих не трогается с места, пока, наконец, Йонатан медленно ни снимает с себя свитер, затем подходит к столу и засовывает его в стоящую на столе коробку. Так же медленно он отходит прочь и исчезает за дверью своей палаты. Какое-то время на сцене царит полное оцепенение, затем, – на ходу снимая с себя халат, – к столу подходит Йонас; засунув халат в коробку, молча уходит в свою палату. Вслед за ним, почти одновременно, уходят – положив в коробку свою рубашку, – Йозеф и Йансенс, который бросил на стол свое полотенце. Последним, сняв шарф, уходит Йорген, который, впрочем, на мгновенье задерживается возле двери, словно хочет что-то сказать Павлу, но затем исчезает.
Долгая пауза, в завершении которой Павел, подняв голову, видит торчащую из коробки одежду.
Павел (негромко): Я горжусь вами, дети мои… (Повышая голос). Слышите?.. Я горжусь вами, ибо вы заставили дьявола устыдиться, и прикусить свой язык, и спрятать свои когти… (Поднявшись с пола, не спеша идет и останавливается у первой двери). Ничего, ничего, дети мои, ничего… Будут вам еще другие подарки, да, такие, о которых вы не могли раньше даже мечтать… (Подходит к следующей двери). О, какие подарки ждут вас впереди! Увидите посрамленного Сатанаила и конец воинства его… (Подходит к третьей двери) Увидите, как небеса совьются, словно свиток и огонь пожрет нечестивцев и дела их… Как море и земля отдадут своих мертвых, и как ангелы отделят пшеницу от плевел… Будете свидетелями того, как праведность будет награждена, а порок истреблен от лица земли…
Йорген (появляясь в дверях своей палаты, почти шепотом): Павел… Павел…