Что касается Сильванова, то он так же твёрд, как и они. Но он благороден, если верить моим сведениям. Предполагается, что сейчас он вне игры и обеспечивает безопасность для высокопоставленных лиц. Его деловой партнёр – легенда. Человек, который до сих пор наводит страх на стариков с мутным прошлым в глубине России. Андрюс – украинский силовик, склонный к спасению женщин, он или его партнёр ни за что не стали бы стоять за этим.
Я киваю.
— В некоторой степени. Единственный человек, которому я правда доверяю сейчас – это ты. Ты прав, нам нужны наши люди для её поисков, иначе нам будет слишком мало людей.
Джеймс в ответ кивает.
— Идём, поболтаем с Волковыми и Сильвановым.
Через пять минут мы вернулись домой, и впятером скрываемся в кабинете, разговаривая.
Мои люди обыскивают территорию. Кэрол сейчас с ними. Она расстроена и полна решимости найти свою крестницу. Она вернулась в дом, надела дождевые сапоги и куртку, схватила фонарь и вышла в темноту.
— Я не рассматриваю возможность того, что это может быть кто-то из наших врагов, — говорит Джеймс. — Это не в нашем мире. Трогать подружку или любовницу – плохо, но грёбаную жену? Нет. Это совершенно запредельно и приведёт к тому, что их семьи станут мишенью. Жёны, дети, все.
— Да, — соглашается Сильванов своим глубоким, хриплым голосом. Когда он говорит, кажется, что у него больное горло. — Это не выход, да ещё и в брачную ночь? — он выпускает долгий выдох. — Чувак, это что-то личное.
От его слов я замираю. Я поворачиваюсь к Джеймсу.
— Иветта или Айрис.
— Боже, правда? Думаешь, они зашли так далеко?
— Они ненавидят её.
— Я запутался, — говорит Николай Волков.
Я объясняю им всю подлую ситуацию. Брак по расчёту с Иветтой и любовь к Синди. Я предельно честен, и рассказываю им, что шантажировал её, чтобы она вышла за меня. Я объясняю, что Иветта была обижена, и что они с Айрис наверняка планировали как-то отнять этот дом у Синди, но я помешал этому.
— Туфелька, — говорит Джеймс.
— Что? — Сильванов чешет свою щетину. — Туфелька?
— Христос, да. Именно это очень взбесило Иветту, — я выдыхаю. — Иди забери её и приведи сюда.
Джеймс кивает.
— Думаешь, твою жену похитили из-за туфли? — Сильванов выглядит так, будто считает нас всех сумасшедшими, что вполне возможно. Я позволил Саше Волкову рассказать про аукцион туфельки.
Когда он закончил, я говорю Сильванову:
— Иветта хотела эту туфлю больше всего на свете. Она подошла моей жене, и я позаботился о том, чтобы она её сохранила.
Моя жена. Я улыбаюсь от этого, но это похоже на призрак настоящей эмоции, мимолётный, прозрачный, поскольку отчаяние и страх сменяют его почти мгновенно.
По странной прихоти я вырываюсь из комнаты и поднимаюсь по лестнице через две ступеньки в мансарду. Там я смотрю на то место, где стояла туфелька. Она исчезла. Коробка исчезла. От неё не осталось и следа. Я открываю ящики, выбрасывая их содержимое, и делаю то же самое с гардеробной – ничего.
Туфельки нет.
Твою мать, это Иветта. Это должна быть она.
Я убью её голыми руками, но не раньше, чем заставлю рассказать, где Синди. Когда я возвращаюсь в кабинет, Иветта сидит в кресле, Джеймс прислонился к столу лицом к ней, скрестив лодыжки перед собой и сложив руки на груди. Он выглядит странно непринуждённо, но угрожающе.
Иветта смотрит на меня, и страх охватывает её.
Мне требуется нечеловеческая сила воли, чтобы сдерживать свою ярость, но, если я наброшусь на неё так, как хочу, она сломается и, возможно, ничего мне не даст. По одному её взгляду я вижу, что она искренне напугана.
— Иветта, — говорю я, восхищаясь спокойствием в своём голосе. — Что ты сделала с Синди?
— Ничего, — немедленно уверяет она.
— Я знаю, что это ты, так как туфелька исчезла. Я обыскал свою комнату, и её там нет.
— Всё, что я сделала – всего лишь отдала ему туфельку, как он попросил, — она задыхается от рыданий, пытаясь перевести дыхание. — Она не принадлежала ей. Я знала, что не могу хранить её здесь, поэтому отдала ему.
— Кому? — я хмурюсь.
— Месье Мулену. Она не её, — она качает головой, её лицо бледное, но на её щеках есть два красных пятнышка. — Я всего лишь сделала то, что было правильно. Я вернула ему туфельку.
В этом нет смысла.
— Какого хрена он захотел вернуть туфлю? — спрашиваю я. — Он хотел, чтобы она была у женщины, которой подойдёт. В этом весь смысл аукциона. Ты не хотела, чтобы она была у Синди, но тот псих хотел.
— Нет, он не хотел, — её лицо становится упрямым. — Я могу это доказать. У меня есть сообщения. Я написала ему, и сказала, что туфля по праву моя. Я рассказала о билетах и заявила, что, хотя она и подходит Синди, её должны были отдать мне, согласно нашему первоначальному соглашению. Я сказала ему, что ты забрал туфельку для неё. Я спросила, не согласится ли он сделать мне такую же, если я заплачу ему.
— Какого хрена тебе так нужна стеклянная туфелька? — спрашивает Саша Волков.
— Это искусство, — она рыдает. — Потрясающее искусство, и я хочу её в свою коллекцию. Он отказал мне, сказал, что не сможет сделать ещё одну, так как он выбросил всю работу, которую проделал над ней, так как она должна была стать его последней работой. Он задал мне несколько вопросов о Синди, туфельке… тебе.