— Эда! — ответ утонул в шуме и рокоте мотора — Эда Канц, сэттар!
Канц. Эта гребанная фамилия, довольно распространенная, к слову, видимо будет преследовать Дэнниса вечно.
Вскоре от Желтого региона остались лишь пустые бараки, догорающие костры и тоска. Завтра рано утром прибудет дезинфекционная служба с огнеметами и кислотой, и после них уж вообще не останется ничего…
— А ты, Тирон, у нас теперь лучший друг маргиналов, верно? — не удержался Шерзан от ехидства — Или, может, это твое потомство? А, напарник? Ты не стесняйся, неисповедимы пути мужчины — не всегда вспомнишь, где кому присунул…
Сэттар отмахнулся и прикрыл глаза, уперев затылок в трясущуюся стенку фургона, движущегося по дороге в город.
— Отвали, Шерзан. Выбью зубы.
Тот громко и погано хмыкнул, отвернувшись к окну.
Когда сэттар Дэннис вернулся домой, Лайса не спала еще. Она встретила его в коридоре, взьерошенная и завернутая в халат — в квартире было прохладно.
— Что обогреватель не включила?
— Зачем? — искренне удивилась девушка — Чего жечь зря? Потеплей одеться можно. Вы идите мойтесь… А есть хотите?
Шагнул к ней, прижал к себе, тщетно пытаясь успокоить восставшую плоть и жар в груди.
— Хотите, я с вами в душ пойду? — прошептала Лайса, неумело и подобострастно прижимаясь к тренированному телу, чувствуя сквозь слои одежды и жар, и отвердевший член.
О, да! Он хотел. И уже распахнул было рот, чтоб сказать: Конеееечно! И руки, чтоб сгрести жертву в охапку, по — разбойничьи закинуть на плечо и нести в ванную, а потом и в постель. Раздеть, сощипать как лепестки, с дорогого тела одежду, покрыть кожу поцелуями, спускаясь от шеи ниже, ниже и ниже. Развести бедра и трахнуть девчонку языком, крепко удерживая руками бьющееся в оргазме тело.
Вместо этого же отстранил, будто оторвал сейчас клок живой плоти от себя, скрылся в ванной. Достал аптечку и холодный кофр с нейрокожей.
— Я сейчас приду, сладкая! — орудуя скальпелем и кривясь от тупой боли, крикнул через дверь — Сейчас, Лайса.
Обиделась? Вполне возможно. Но пусть лучше обида, чем шок, круглые от страха глаза и брезгливая гримаса.
Содрав отслужившую свое время нейрокожу, посмотрел на себя в зеркало. И в самом деле мерзко…
Очень.
Глава 9
Кабинет сэттара Крэда, Старшего над Тринадцатым Отделением Восстановления, был небольшим, но уютным. Да и сам Крэд производил впечатление мужчины спокойного, уютного и домашнего.
Он был небольшого роста, чуть лысоват и чуть полноват. Глаза его, серые, водянистые смотрели прямо и спокойно. Форма не шла ему, да и плюс, если честно, была маловата. Серая рубашка обтягивала выпирающий живот, а штаны… Вот со штанами творилось что — то странное. Сзади они чуть не лопались по швам, спереди же висели мешком. Если б не ремень широкой синей кожи — свалились бы давным — давно, явив миру и взору сэттара Дэнниса лимонные плавки и жирные волосатые ляжки.
"Разожрался, как свинья." — подумал Тирон, едва только вошел и замер в дверях — "Побегал бы ты, что ли…"
— Дэннис, — прорычал Крэд, буравя глазами вошедшего — Проходи. Вопросов к тебе миллион.
Тирон сдержанно склонил голову. Нетрудно было догадаться, о чем пойдет речь. Он и сам, если честно, был удивлен, что Крэд вызвал его только что.
Старший указал на стул. Дождавшись, когда сэттар Дэннис присядет, сам устроился в кресле напротив, навалившись на стол.
— До меня дошла неприятная информация, солдат. Догадываешься, о чем пойдет речь?
Тирон кивнул. А как же! Он догадывался. И даже догадывался, кто мог эту информацию предоставить. Не иначе, крыса — Шерзан расстарался!
— Пособничаешь маргиналам. — Крэд резал воздух одышливым шипением, как пневмоножом — Смягчаешь карательные рейды. Срываешь операции. Оплачиваешь лечение представителям этой прослойки. Ходатайствуешь о местах в лучших Приютах для их отпрысков. И наконец…
Тут он сделал паузу. Это должно было угрожающе выглядеть, а выглядело так, будто Крэду собственный жир сжал глотку. Тирон, хоть и живым воображением не отличался, а представил Старшего в образе жирного кота, затянутого в форму Восстановления, барахтающегося в кресле, тщетно сгибающего толстую шею с намерением облизать себе зад. Сэттар Дэннис едва сдержался, чтобы не загоготать — до того живо нарисовалась перед глазами эта картина.