Процедура бракосочетания в Артрагоне не занимает много времени, особенно если она подкреплена скорой и щедрой оплатой, а также руганью и диким ором о том, что это срочно, стремительно и вообще — дело жизни и смерти.
После того, как Лайса Канц сжала в руке тонкий узкий кусок пластика с выбитыми на нем номерами, фамилиями, правами и привилегиями, еще не осознавая, что она теперь и не Канц, а уже Дэннис, жена Ликвидатора и будущая мать мутанта, Тирон — то, конечно, хотел закатить пир на весь мир, но…
…молодая жена остановила его.
— В смысле? — сказала она — Ты напьешься до слюней, а я посмотрю? В общем так. В Отделении у себя проставляйся, раз у вас так положено. А сейчас нет. Понял?
— Понял. — елейным тоном ответил молодой муж.
Попутно лелеял он в памяти сладкую мысль о том, что в укромном месте, в фургоне, припрятан пакет с запечатанной бутылкой самогона и сухим соленым печеньем.
Можно будет все это оприходовать, пока Лайса спит. А уж уснет — то она сегодня быстро, оприходованая сама. И он, Тирон, ей в этом поможет.
К слову, помогать он ей начал сразу же, по приезду домой. Подзадоренный разрешением доктора Грена и Лайсиными игривыми взглядами (которые, по правде сказать, ему почудились), напал на свою сладкую девочку прямо в прихожей.
— Я тоже хочу, Тирон. — прошептала, опаляя горячим медом дыхания шею сэттара — Ну правда… Пжаааалста!
Быстро и неумело коснулась приоткрытыми губами его рта, тронула рукой сильные пальцы, потянула свитер прочь.
И все эти недодвижения, недоласки, торопливые, неуклюжие завели еще больше, чем завели бы отточенные, выверенные движения какой — нибудь эскортницы.
И вот стоило ли столько лет таскать в памяти, мыслях и сердце Риану Дэррил? Стоило ли тратить деньги на шлюх, дорогих и дешевых, если где — то недалеко подрастала вот такая радость, ЕГО радость? Хамовитая, наглющая, пестрая и родная до безобразия! Такая родная, что и не отлепить теперь, не оторвать…
— Лайса, девочка, — шептал он, высвобождая маленькие груди с твердеющими сосками из хрустящей, силиконовой майки, какого — то невероятного салатового цвета — Девочка моя, девочка! С тобой теперь осторожней надо, подожди…
— Как хочешь… — выдохнула она, когда губы мужа сжали один из сосков — Как хочешь!
Чуть сдавив узкие бедра, он скользнул вниз, по плоскому еще животу, стянул вниз узкую, белую юбку. Просунув руку между стройных ног, почувствовал на ладони горячую ваниль желания.
— Течешь, Лайса… Сладко течешь. Для меня ведь, верно? И пахнешь карамелью — для меня?
— Да, — прошептала она, навалившись на стену коридора плечами и спиной — Даааа!
Отбросив прочь вдруг взбесившую его, мешающую юбку, резко развел в стороны ноги жены. Проглотил тут же жгучий комок, застрявший в горле, встал на колени, прочно уперевшись в пол.
— Какая ты красивая здесь! — выхрипнул, проведя пальцем между влажных гладких створок, задев горячий клитор — Разведи сама губки, я хочу смотреть, как ты… меня хочешь.
Дрогнувшей рукой Лайса погладила себя, погрузив палец в пылающую глубину, ощутила дрожь своего желания. Застонала. Откинула голову, уперевшись затылком в стену. Закрыла глаза.
И взвыла, закусив губы, когда Тирон, резко дернув ее бедра вперед, захватил ртом медовую плоть. Язык его теперь двигался вниз и вверх, задевая на пути все чувствительные точки, даже те, о которых не подозревали ни он, ни она.
— Мамоооочки… — выдохнула девушка, упираясь одной ступней в плечо мужа — Да твою же!
Раскаленный язык бесновался внутри, губы плавили плоть, Лайса текла воском и медом, едва сдерживая стон, катающийся во рту сладким шариком свежей карамели. Потолок кружился и, рассыпаясь перед глазами, вдруг превратился в сноп сверкающих искр, обернувшийся веером. В тот же момент терзающие губы оставили мучимую плоть, сэттар, прижав переливающиеся бедра жены, резко вошел внутрь одним обжигающим, каменеющим ударом.
— Не торопись, сладкая! — прошептал он ей в губы, раскрыв их, прикусил трепещущий язычок, и Лайса почувствовала терпкий, горячий вкус своего же возбуждения — Не спеши. Двигайся, гладь меня. Ты внутри, как бархат, как масло, карамельная моя девочка! Ох… сука! Да, сжимай его, сжимай! Ласкай его собой! Давай же…
Прижав жену к стене, просунул одну руку под поясницу, крепко удерживая. Другой нашел груди, небрежно скольнул по соскам ладонью, вызвал дикий стон, резкий и какой — то звериный.