Я пою всю песню, придумав слова, где я забыла их. Потом я опять ее пою. Снова и снова.
Я уже в четырнадцатый раз спела ее, когда дверь открывается. Сразу же, больные мышцы в моем теле напрягаются — это предупреждение.
Фредерик входит в сопровождении четырех слуг. Я обнимаю колени крепче.
Он несет сложенный кусок ткани в руке, и это приносит мне боль с тоской.
Пожалуйста, я думаю, пусть это будет для меня.
— Встать, — говорит он. Я подчинилась без колебаний. — Если ты удумаешь драться или бежать или двигаться, ты не получите этого.
Он держит ткань, которая разворачивается в мантию. Я только коротко кивнула.
— Хорошо.
Два лакея подходят и снимают с меня кандалы. Я не понимала, сколько металла причиняло боль моим запястьям, пока его не сняли.
— Снять с нее платье, — инструктирует Фредерик. Я стараюсь бороться с хныканьем в моем горле. Фредерик усмехается, как молния сверкнула в мою спину, и до того, пока платье полностью не снялось, я потянулась за халатом.
Фредерик держит платье, и я схватываю его, прежде чем он может забрать, боюсь, что это может быть просто еще один трюк. Я надела халат на плечи, благодарна за тепло и защиту, которые он обеспечивает. Сразу же, я чувствую себя сильнее. Больше похоже на себя.
Я так увлечена, что я не вижу поводка, пока он не закрепил на моей шее.
Самое ужасное, что у меня нет сил бороться. И даже если я попыталась, они могли бы отобрать мою мантию.
— Ну, — говорит он, таща меня на поводке, как собаку. Мы выбираемся из подземелья, два лакея впереди, два сзади. Я скрещиваю свои мизинцы и надеюсь вопреки всему, что мы возвращаемся к этой красивой комнате, в которой я была вчера. Я помню постель, она такая мягкая и плюшевая.
Мы идем вверх по лестнице и повернули вниз по коридору, который я не видела раньше: он не такой, какие я видела обычно в большей части этого дворца. Коридор увенчан вдоль стен зеркалами всех форм и размеров, некоторые как малые, как почтовые марки, другие почти достигают от пола до потолка. Вперемежку между ними букеты цветов, ирисов и роз, и гортензий, и подсолнечника, и ромашки. Они чувствуют, что здесь что — то не так, слишком веселые для этого злого места. Я мельком увидела себя в овальное зеркало с медным каркасом и содроганием. Я выгляжу маленькой и слабой, и напуганной, как я и чувствую. Я была благодарна, когда этот зал остался позади нас, и мы направились на другой набор лестниц. Мы достигаем бледно — деревянную дверь, и Фредерик открывает её в то время, как лакеи остаются позади.
Фредерик ведет меня в комнату, дергая излишне поводок.
Это медицинский кабинет.
Мышцы в моих бедрах затянулись, судорогой дошла до губ.
Нет. Я не могу быть здесь так скоро.
Это, безусловно, самый роскошный медицинский кабинет, который я когда — либо видела. Гораздо приятнее крошечной клиники, где мне поставили диагноз, и даже лучше, чем нетронутые помещения в Южных Воротах. Это почти напоминает мне о фантастической спальне из прошлой ночи, медицинская кровать плюшевая и обита белым бархатом с золотой отделкой, поэтому больше похожа на шезлонг. Изысканные светильники свисают с потолка, словно прилепленные шары, излучающие теплый свет. Стены окрашены в дружественный цвет персика, и есть картины, похожие на те, которые выровняли наши общие залы на Южных Воротах. Мазки цветов, пейзажей, приглушенных тонов. Мягкое кресло с соответствующей подставкой для ног в одном углу, и письменный стол из красного дерева и кожаным диваном. Это похоже на очень дизайнерски хорошо обставленную лабораторию безумного ученого.
Кроме подноса с серебряными инструментами рядом с фаэтон — кроватью.
Но что действительно захватывает мое внимание, это окна. Их два, большие аркообразные с развевающимися белыми занавесками, и мой первый взгляд падает на мир вне стен этого дворца, или часть его, по крайней мере, и это так красиво, что заставляет меня хотеть плакать.
Розы должно быть направлены на решетку на внешней стене, потому что я могу видеть их листья, ярко — зеленого цвета, скользящие в верх оконных рам, а в некоторых местах я даже получила представление о поздно цветущем цветке. Помимо этого видна часть должно быть огромного сада — многоуровневый фонтан, деревянная скамья, несколько крупных кустарниковых деревья и каменный путь исчезает из поля зрения. И окружающие все это на расстоянии, массивная с шипами на верху стена, как и тот, который я увидел из спальни. Он наверняка окружает весь дворец.
И солнце. Я не могу его видеть, но я знаю, где оно, слева его богатый золотой свет льется над деревьями, фонтаном и дорогой. Я не могу поверить, что я когда — либо принимала солнечные лучи как само собой разумеющееся.
Еще один рывок на моем поводке.
Клянусь, что я сделаю это миссией своей жизни, чтобы увидеть, что в один прекрасный день, Фредерик узнает, каково это быть на другом конце этой вещи.
— Ложись, — говорит он, указывая на кровать. Я забираюсь на нее и тогда, ой! Я не могу злиться, потому что она такая мягкая, и теплая и удобная, и я никогда не ощущала ничего подобного. Мои ноющие ноги с больной спиной и болью в голове просто растворяются в ней. Это даже лучше, чем исцеляющий крем Эмиля.
Но даже, когда мое тело расслабляется и мои глаза начинают закрываться, там оснастки щелкающий звук, когда ремни появляются из сторон кровати и закрепляют их на моем лбу, груди и талии, оставив только мои ноги свободными. Затем, те, которые подтянули, как два стремена выскочили из края кровати, и мои ноги надежно привязали внутри них. Одна часть моего платья открыта, оставив всю мою ногу, включая мою верхнюю часть бедра и левую ягодицу моего зада, оголенной.
Я закрываю глаза и делаю нервный глоток. Я не знаю, хочу ли я кричать или бросаться или всё вместе.
Я Рейвен Стирлинг, напоминаю себе. Они не смогут завладеть мной.
Но слова чувствуются слабыми внутри моей головы.
Я заставляю свои глаза открыться и посмотреть в окно. Птица приземляется на подоконник. У нее блестящие желтые перья вокруг глаз. Она наклоняет голову, как будто он изучает меня. Потом она улетает.
Я никогда так сильно не завидовала другому живому существу.
Дверь открывается.
Фредерик листал какие — то бумаги на столе, но клюнул носом, когда мой второй (или первый, на самом деле, я думаю, что это галстук) наименее любимый человек в этом дворце входит в комнату.
Но графиня не одна. Конечно, нет. Это медицинский кабинет.
— Ваше сиятельство, — говорит Фредерик. — Доктор Фалм.
Врач надевает обычный белый халат и бежевые слаксы. Но он не такой, как другие врачи, которых я видела, ни своенравных старых, которые отправляли после диагностики в клинике суррогатов Болота, или опиатные наркоманы, такие как доктор Стил, работающие в изоляторах.
Наш образ — это не просто так, он взаимосвязан с оценкой — тот же цвет кожи, те же глаза, тот же цвет волос. Это показатель его молодости. Я думаю, ему около тридцати. И он невероятно красив.
Я не в восторге от парня, которого видела на ужине, сын, Герцогини дома Озера, и его тупое королевское имя. Этот парень явно прессовал, это было очень заметно, как грубая шерстяная ткань. Вроде как, его личность — незначительна.
Этот врач примерно с меня ростом, но с длинными, вьющимися темными волосами, которые падают на его подбородок и глубокие ямочки на обеих щеках, как поп, улыбающийся Фредерику. Затем он обращает свой взор на меня, и я думаю, что улыбка не такая уж привлекательная, в конце концов.
— Так. — говори он. — Это Лот 192.
Я бесполезно выпутываю свои руки.
— Меня зовут Рейвен Стирлинг, а вы…
Я даже не закончила ругательства в его адрес. На лбу промелькнула молния, как искры взрываются в моем видении. Затем головокружительная боль. Пока он здесь, а затем исчез.