Чуть позже слово потеряло для меня свою ядовитость, и я узнала, что «пресвитером» называют по-научному маленькую улитку в жёлтую и чёрную полоску… Неосторожность, допущенная мной, оказалась роковой; это произошло в одну из тех минут, когда ребёнок, каким бы серьёзным и фантазёром он ни был, мимолётно походит на то, что о нём думают взрослые…
– Мама! Взгляни, какого хорошенького маленького пресвитера я нашла!
– Хорошенького маленького кого?..
Я прикусила язык, но было поздно. Пришлось узнать – «В своём ли уме эта малышка?» – то, чего я так не желала узнавать, и называть «вещи своими именами»…
– Пресвитер – это руководитель религиозной общины.
– Ах, руководитель…
– Ну да… Закрой рот, дыши носом… Ну конечно… Я ещё пыталась противиться, бороться с чужим вторжением… прижимала к себе лохмотья своей экстравагантности; мне хотелось вынудить нашего священника на то время, что я пожелаю, превратиться в маленькую улитку по имени «пресвитер»…
– Скоро ли ты привыкнешь держать рот закрытым, когда молчишь? О чём ты думаешь?
– Ни о чём, мама…
…А затем я сдалась. Я струсила и вступила в сделку со своим разочарованием. Отбросив раздавленную улитку, я оставила при себе красивое слово, поднялась с ним на свою узкую, затенённую старыми кустами сирени террасу, выложенную, словно гнездо сороки-воровки, отполированными камешками и осколками стекла, окрестила её «Домом пресвитера» и стала священником на заборе.
МАМА И КНИГИ
Через верхнее отверстие в абажуре лампа освещала кручу в каннелюрах, образованную корешками книг, прошедших через руки переплётчика. Противоположный откос был жёлтым, даже грязно-жёлтым от корешков читаных-перечитанных, сброшюрованных, разлохмаченных книг. Несколько «переводов с английского» – один франк двадцать пять сантимов за штуку – краснели на нижней полке.
Где-то посередине сияли в сафьяне цвета палой листвы Мюссе, Вольтер и Евангелия, Литтре,[8] Ларусс[9] и Беккерель[10] выгибали чёрные черепашьи спины своих корешков. Д'Орбиньи,[11] пострадавший от непочтительной любви четверых детей, ронял лепестки своих страниц, увенчанных далиями, попугаями, медузами с розовыми хвостами и утконосами.
Камиль Фламмарион[12] с золотыми звёздами по синему фону таил в себе жёлтые планеты, лиловые потухшие кратеры Луны, разноцветную жемчужину Сатурн, свободно движущуюся в своём кольце…
Крапчатые Элизе Реклю[13] и Вольтер, чёрный Бальзак и оливковый Шекспир были на застёжках землистого цвета.
После стольких лет мне стоит лишь закрыть глаза, и я снова вижу эту выложенную книгами комнату. Когда-то я и в темноте различала их. Вечером, чтобы выбрать одну из них, я обходилась без света, мне стоило лишь провести по ним, как по клавишам, рукой. Я помню и те, что были испорчены, потеряны или украдены. Почти все присутствовали при моём рождении.
Было время, когда, ещё не умея читать, я забиралась между двумя томами Ларусса и свёртывалась там калачиком, как собака в конуре. Лабиш[14] и Доде рано закрались в моё счастливое детство снисходительными учителями, играющими со знакомым учеником. В те же годы ко мне пришёл и Мериме, соблазнительный и жёсткий, озарявший порой меня, восьмилетнюю, недоступным мне тогда светом. «Отверженные»? Пожалуй, тоже да, несмотря на Гавроша, – но тут речь скорее о страсти, не со всем мирящейся, не всё принимающей, тут были и периоды охлаждения и полного безразличия. Никакой любви между мной и Дюма, лишь ожерелье королевы на шее приговорённой к казни Жанны де Ла Мотт[15] ослепительно сверкало несколько ночей в моих снах. Ни братское поощрение, ни неодобрительное удивление моих родителей не заставили меня проявить интерес к мушкетёрам.
Детских книг я не читала. Влюблённая в Принцессу в карете, мечтающую под вытянутым серпом луны, в Спящую красавицу, лежащую тут же, меж страниц, в Кота в сапогах, я пыталась отыскать в тексте Перро тот бархат черноты, то сверкание серебра, те руины, рыцарей, коней с точёными копытами, что были на рисунках Постава Доре, но через пару страниц разочарованно возвращалась к Доре. О приключениях Оленихи[16] и Красавицы[17] я прочла лишь по ярким иллюстрациям Уолтера Крэйна.[18] Большие буквы текста были подобны тюлевой ткани, а картинки – кружевным вставкам в ней. Ни одно слово этих книг не перешло установленной мною границы. Куда деваются позже это мощное желание не пустить в себя, эта спокойная сила, идущая на то, чтобы гнать от себя и устраняться?..
Книги, книги, книги… Не то чтобы я много читала. Я читала и перечитывала одни и те же. Но все они мне были необходимы. Их присутствие, их запах, буквы их заголовков и зернистость их кожаных переплётов… Не были ли самые недоступные моему пониманию самыми дорогими для меня? Я уж давно забыла имя автора энциклопедии в красном переплёте, но буквы, выведенные на каждом томе, вместе составляли одно магическое, неизгладимо укоренившееся во мне слово: Aphbicécladiggalhymaroidphorebstevanzy. А как я любила зелёного с золотом Гизо,[19] так никогда мною и не открытого! А нетронутое «Путешествие Анахарсиса»![20] И если «История консульства и империи»[21] и попала однажды к букинистам, ручаюсь, табличка «в прекрасном состоянии» гордо украшала её…
Восемнадцать томов Сен-Симона[22] сменяли друг друга на посту в изголовье моей матери: она черпала в них всё новое и новое удовольствие и удивлялась, что я в свои восемь лет не разделяю его с ней.
– Почему ты не читаешь Сен-Симона? – спрашивала она. – Удивительно, сколько времени нужно детям, чтобы приучиться к интересным книгам!
Прекрасные книги, которые я читала, прекрасные книги, которых я не читала, – согревающая обивка стен родного очага, чьё потаённое разнообразие ласкали мои посвящённые глаза… Задолго до возраста любви я узнала из книг, что любовь сложна и тиранична и даже порой надоедлива, поскольку мама оспаривала её важность в жизни.
– В книгах столько накручено о любви, – говорила она. – Бедная моя Киска, у людей в жизни много других забот. Как, по-твоему, у всех этих влюблённых, о которых ты читаешь, нет ни детей, которых нужно растить, ни сада, который нужно возделывать? Посуди сама, Киска: разве ты и твои братья когда-нибудь слышали, чтобы я без конца твердила о любви, как все эти герои книг? А ведь я тоже имею право сказать своё мнение: у меня как-никак было два мужа и четверо детей!
Искушающие бездны страха, разверзшиеся не в одном романе, стоило мне склониться над ними, кишели и классическими привидениями в белом, и колдуньями, и призраками, и приносящими несчастье животными, но всё это потустороннее не цеплялось за мои косы, чтобы добраться до меня, – их сдерживало несколько заклятий…
– Ты прочла ту историю о привидении, Киска? Чудесно, правда? Ну что может быть прекрасней страницы, на которой описывается, как оно прогуливается в полночь под луной по кладбищу? Лунный свет проходил сквозь него, и оно не отбрасывало тени… Привидение – это, должно быть, восхитительно. Хотела бы я повстречаться хоть с одним, я бы тебя непременно позвала. Но, увы, их не существует. Если бы я после смерти могла превратиться в привидение, я бы не упустила такую возможность, для нашего с тобой удовольствия. А ты прочла эту глупую историю об умершей, что мстит за себя? Подумать только! Мстит! Не стоит и умирать, если после смерти не набираешься ума-разума. Мёртвые ведь очень спокойные соседи. У меня нет трений с соседями при жизни, я уж как-нибудь постараюсь найти общий язык и со своими соседями по кладбищу!
8
Литтре, Максимильен Поль Эмиль (1801–1881) – французский философ, филолог и политический деятель, автор Словаря французского языка (1863–1872).
9
Ларусс, Пьер (1817–1875) – французский педагог, энциклопедист и издатель, автор энциклопедического словаря Большой универсальный словарь XIX века.
10
Беккерель, Александр-Эдмон (1820–1891) – французский физик, основоположник спектроскопии.
11
Д'Орбиньи, Шарль (1806–1876) – автор Универсального словаря естественной истории (1839–1849).
12
Фламмарион, Камиль (1842–1925) – французский астроном, автор трудов «Множественность обитаемых миров» (1862) и «Популярная астрономия» (1880).
13
Реклю, Жан-Элизе (1830–1905) – французский географ, автор «Всеобщей географии» (1875–1894).
14
Лабиш, Эжен-Марен (1815–1888) – французский драматург, автор многочисленных водевилей; некоторые из них вошли в сокровищницу французского театра.
19
Гизо, Франсуа-Пьер-Гийом (1787–1874) – французский политический деятель и историк, автор «Воспоминаний, призванных служить моей эпохе» (1858–1867).
20
Точное название: «Путешествие юного Анахарсиса в Грецию» (1788) – произведение аббата Жана Жака Бартелеми (1716–1795).
21
Труд французского государственного деятеля и историка Адольфа Тьера (1797–1877), опубликованный в 1845–1862 гг.
22
Сен-Симон, Луи де Рувруа, герцог де (1675–1755) – французский писатель, автор знаменитых «Мемуаров».