— Вместо нас тут будет жить Жирная Линда, — сказал Вэс. Он держал чашку на весу, но так и не отпил из нее.
— Вэс, не заводись, — сказала я.
— Ее мужик объявится только в Кетчикане, — сказал Вэс. — Он просто от них смылся. И кто его осудит? — сказал Вэс. Вэс сказал, что он бы тоже лучше утонул со своей лодкой, чем жить всю жизнь с Жирной Линдой и ее ребенком. И Вэс поставил чашку на ковер, рядом с перчатками. — До этой минуты это был счастливый дом, — сказал он.
— Мы найдем другой дом, — сказала я.
— Такого не найдем, — сказал Вэс. — И все равно — как раньше, уже не будет. Этот дом стал для нас хорошим домом. У этого дома уже есть хорошая память. А теперь сюда въедут Жирная Линда и ее ребенок, — сказал Вэс. Он взял с ковра чашку и отпил.
— Это дом Кока, — сказала я. — Пусть он делает то, что должен.
— Знаю, ответил Вэс. — Но я-то не обязан этому радоваться.
Вид у Вэса был нехороший. Я этот вид прекрасно знала. Вэс то и дело облизывал губы. То и дело расправлял рубашку под поясом. Он встал с кресла и подошел к окну. Он стоял, глядя на океан и на сгущавшиеся тучи. Он поглаживал подбородок, словно о чем-то размышляя. Он и в самом деле размышлял.
— Успокойся, Вэс, — сказала я.
— Она хочет, чтобы я успокоился, — сказал Вэс. Он так и стоял у окна.
Но вдруг он перешел через комнату и сел рядом со мной на диван. Он положил ногу на ногу и принялся теребить пуговицы у себя на рубашке. Я взяла его руку. Я заговорила. Я говорила об этом лете. Но вдруг поняла, что говорю так, словно оно было давным-давно. Может быть, много лет назад. Главное, словно оно уже окончательно завершилось. И тогда я заговорила о детях. Вэс сказал, как ему хотелось бы прожить все заново и на этот раз ничего не испортить.
— Они тебя любят, — сказала я.
— Нет, — сказал он.
Я сказала: «Когда-нибудь они все поймут».
— Может быть, сказал Вэс. — Но тогда это будет уже неважно.
— Этого ты знать не можешь, — сказала я.
— Кое-что я знаю, — сказал Вэс и посмотрел мне в глаза. — Я знаю, что рад, что ты сюда приехала. Я никогда этого не забуду, — сказал Вэс.
— Я тоже рада, — сказала я. — Я рада, что ты нашел этот дом.
Вэс хмыкнул. Потом рассмеялся. Мы оба рассмеялись.
— Этот мне Кок, — сказал Вэс и покачал головой. Забил нам гол, сукин сын. — Но я рад, что ты поносила свое кольцо. Рад, что мы с тобой вместе прожили это лето, — сказал Вэс.
И тогда я сказала: «Представь, просто представь, что раньше ничего не было. Представь, что все впервые. Просто представь. Представить не больно. Ничего того не было. Понимаешь, о чем я? И тогда как?» — сказала я.
Вэс поднял на меня глаза. Он сказал: «Тогда мы, наверно, были бы не собой, если бы все было вот так. Кем-то, кто не мы. Я уже разучился такое представлять. Мы родились такими, какие есть. Ты сама разве не видишь?»
Я сказала, что отказалась от хороших отношений и проехала шестьсот миль не для таких разговоров.
Он сказал: «Прости, но я не могу говорить, будто я другой. Я не другой. Будь я другим, я бы точно здесь не оказался. Будь я другим, я бы не был я. Но я — это я. Разве ты не видишь?»
«Вэс, все хорошо», — сказала я. Я приложила его руку к моей щеке. И тут я вдруг вспомнила, каким он был, когда ему было девятнадцать, как он бежал через то поле к трактору, на котором сидел его отец и, приставив руку козырьком, глядел, как к нему бежит Вэс. Мы тогда только приехали из Калифорнии. Я вылезла из машины с Черил и Бобби и сказала им: «Вон там дедушка». Но они были еще совсем несмышленые.
Вэс сидел рядом со мной, поглаживая подбородок, словно стараясь придумать, что делать дальше. Отец Вэса умер, наши дети выросли. Я посмотрела на Вэса и потом оглядела комнату Кока, вещи Кока и подумала: «Надо прямо сейчас хоть что-нибудь сделать».
— Дорогой, — сказала я. — Вэс, послушай.
— Чего ты хочешь? — спросил он. Но больше не сказал ничего. Он словно на что-то решился. Но, решившись, уже не спешил. Он откинулся на спинку дивана, сложил руки на коленях и закрыл глаза. Он больше ничего не говорил. Это было уже не нужно.
Я произнесла про себя его имя. Оно произносилось легко, и когда-то я произносила часто, очень часто. И произнесла еще раз — теперь уже вслух. «Вэс», — сказала я.
Он открыл глаза. Но на меня не посмотрел. Он просто сидел на диване и смотрел в окно. «Жирная Линда», — сказал он. Но я знала, что речь не о ней. Она была ничто. Просто имя. Вэс встал и задернул шторы, и океан исчез. Я пошла на кухню готовить ужин. У нас в холодильнике еще оставалась рыба. «Вечером мы приведем все в порядок, — подумала я, — и на этом все кончится».