Молодой человек быстро наскучил мне, и я отошел к нише приготовить себе выпить. Наступала ночь.
На лестнице послышались шаркающие шаги Хиллмана. Телефон зазвонил, как сигнал боевой тревоги. Шаги Хиллмана стали тверже и громче. Он стремительно вошел в комнату и, оттолкнув меня, поднял трубку. Я направился было ко второму аппарату, но движением руки он остановил меня.
Мне ничего не оставалось, как наблюдать и слушать, что он будет говорить.
— Да, это Хиллман. Минутку…
Достав шариковую ручку и бумагу, он приготовился записывать. Потом с полминуты слушал и писал и, записав, проговорил:
— Я тоже так думаю. Не те ли это ступеньки, что ведут на берег?
Он снова что-то записал.
— Где я должен прогуливаться?
Он продолжал записывать.
— Так, оставляю машину, не доезжая двух кварталов, подхожу пешком… Деньги кладу под правую сторону нижней ступеньки. Затем спускаюсь на берег и хожу там полчаса. Все?
Ему сказали еще что-то. Он выслушал и ответил:
— Да. Для меня это слишком важно. Буду там ровно в девять. Ждите. — И с тяжелым вздохом положил трубку.
Дик Леандро быстро, как кошка, подскочил к нему.
— Что, мистер Хиллман? В чем затруднения?
— Я хотел спросить о Томе, но он не дал мне никакой возможности сделать это. Я даже не знаю, жив ли он!
— Зачем им убивать его? — спросил Дик. Это прозвучало так, словно он намекал на свою собственную высокую нравственность.
— Я не знаю, Дик, не знаю. — Голова Хиллмана раскачивалась из стороны в сторону.
Молодой человек положил руку ему на плечо.
— Полегче, шкипер. Мы вернем мальчика.
Хиллман налил себе виски и выпил большой глоток. Это вернуло его лицу нормальный цвет.
— Все тот же человек? — спросил я.
— Да.
— Он объяснил, куда положить деньги?
— Да.
— Пожалуй, не стоит отпускать вас одного.
— Я должен ехать один. Он сказал, что будет следить.
— Куда вы должны ехать?
Хиллман смотрел на нас внимательно и долго, словно прощаясь.
— Не скажу. Не хочу нарушать нашу договоренность.
— Но кто-то ведь должен это знать, если дело кончится плохо. А такие шансы у вас еще есть.
— Скорее я подвергну опасности свою жизнь, чем жизнь своего сына.
Он сказал это так, будто уже подвергался опасности, и эти слова, казалось, придали ему смелости. Он посмотрел на часы.
— Двадцать пять девятого. Чтобы туда добраться, мне потребуется двадцать пять минут. Немного он дал мне времени.
— Вы сможете в таком состоянии нормально вести машину? — спросил Леандро.
— Да. Все в порядке. Я только поднимусь и скажу Эллен, что уезжаю. Вы останетесь с ней дома, да, Дик?
— Конечно.
Хиллман ушел наверх, все еще сжимая в руках исписанный листок.
Я спросил у Леандро:
— Где Сенека-стрит?
— Дорога Сенека. «Вид на океан».
— А лестница, ведущая к воде, где-нибудь там?
— Да. Уж не думаете ли вы поехать туда? Вы слышали мистера Хиллмана?
— Слышал.
Спустился Хиллман и, взяв пакет с деньгами из рук Леандро, поблагодарил молодого человека.
Мы постояли на лестнице и подождали, пока его машина не скрылась в темноте. На западе упорно пробивался свет, словно напоминая о том, что всегда есть надежда — пусть даже самая слабая.
Глава 9
Я пошел на кухню и попросил миссис Перес приготовить мне сандвич с сыром. Она поворчала, но приготовила. Я съел его стоя, опираясь на холодильник. Миссис Перес не пожелала разговаривать о семейных треволнениях. Видимо, она суеверно считала, что несчастья только увеличиваются, если о них говорить. Когда я попытался расспросить ее о привычках Тома, она понемногу перестала понимать мой английский.
Дик Леандро поднялся наверх к Эллен. Судя по всему, он чувствовал себя здесь как дома. Я походил по залу для приемов. Было девять часов, и ждать я больше не мог.
Я ехал по шоссе к «Виду на океан» и лицемерно пытался убедить себя, что сделал все возможное в истории с деньгами. И с какой стати мне волноваться о Хиллмане, если он даже не является моим клиентом. К тому же у меня нет никаких доказательств того, что миссис Браун и ее муж как-то связаны с этой попыткой вымогательства.
«Совесть у меня чиста», — думал я, но успокоиться не мог.
Над океаном опустилась глубокая ночь, и только шум волн выдавал его близкое присутствие. Я оставил машину недалеко от мотеля Дака и в темноте, не зажигая карманный фонарь, который прихватил с собой, пошел дальше.
Офис был освещен. Над дверью висел неоновый знак: «Есть свободные места». Стараясь не попасть в полосы света, я направился прямо к коттеджу номер 7. В нем было темно. Я постучал, но ответа не получил. Воспользовавшись ключом, найденным в машине Карлсон, я вошел и захлопнул за собой дверь.
Миссис Браун была в комнате. Я споткнулся о ее ноги и чуть не упал на нее. Пришлось зажечь фонарь. В его неверном луче я увидел, что она лежит в платье с мерцающими блестками. В светлых волосах запеклась кровь, напоминая смолу. Все лицо было покрыто кровоподтеками и изуродовано: она выглядела до смерти избитой. Я потрогал ее руку — рука была холодной. После этого я убрал свет фонаря с ее оскаленного лица.
Луч прыгал по стенам, по газетным обрывкам, валявшимся на полу. Рядом с кроватью обнаружил большой, затянутый ремнями картонный чемодан и две коробки. В одной из коробок — бутылка дешевого вина, в другой — засохшие сандвичи.
Я развязал ремни на чемодане и открыл его: от содержимого исходил запах, достойный сожаления. В нем были мужские и женские вещи, сваленные без разбору: грязные шорты и комбинации, ржавые лезвия для безопасной бритвы и тюбик крема, бутылочка с краской для бровей и ресниц, пара платьев и дамское белье. Здесь же лежал мужской поношенный синий костюм с этикеткой какого-то Магазина. В карманах его не было ничего, кроме табачных крошек, но во внутреннем нагрудном кармане я обнаружил согнутую визитную карточку с едва различимым, шрифтом на дешевой желтой бумаге:
«ГАРОЛЬД „ХАР“ ХАРЛЕЙ
Наша специальность — фотоаппликация».
В кресле под окном валялся женский кошелек из кожи, сделанной под змеиную. В нем была куча косметики и несколько стершихся штампованных синих фишек. Ни бумажника, ни документов, ни денег, если не считать единственного серебряного доллара на дне коробки. Еще валялась колода засаленных, заигранных карт и кубик для игры в кости. Я бросил его три раза: каждый раз выпадала шестерка.
Вдруг послышался шум подъезжающей машины. Свет фар скользнул по окнам. Я погасил фонарь. Колеса проскрипели по гравию, и машина остановилась прямо рядом с коттеджем. Кто-то вышел из машины и дернул дверь.
Она, естественно, не открылась, и мужской голос произнес:
— Открой.
В нем была легкая хрипотца, как и в том Голосе, который я слышал днем у Хиллмана. Я подошел к двери, держа в руке погашенный фонарь. Мужчина снаружи грохнул по двери рукой:
— Я знаю, ты там, я видел свет. Сейчас не время играть в прятки, эй!
Женщина лежала в полной тишине.
Я обошел ее и встал у стены за дверью. Сжимая фонарик в левой руке, правой я нащупал замок.
— Я слышу тебя, черт побери! Ты хочешь еще отведать того, что было сегодня?
Он подождал, а потом пригрозил:
— Если ты не откроешь, я выломаю замок.
Услышав стук молотка, я затаился за дверью, держа фонарь как дубинку, но не зажигая его.
— С другой стороны, — заявил он, как-то вдруг успокоившись, — там нет ничего необходимого, включая и тебя. Ты можешь оставаться, если хочешь. Подумай хорошенько.
Он подождал, но так и не дождался ответа.
— Даю последнюю возможность. Считаю до трех. Если ты не откроешь, я уеду один. — Он начал считать: — Раз, два, три. Тем лучше, дрянь!
Послышались удаляющиеся шаги. Скрипнула дверца машины. Я не мог позволить ему уехать. Открыв замок и распахнув дверь, я бросился на него. Темная фигура в шляпе только что начала влезать в автомобиль. Одна нога была еще на земле. Он обернулся. В руке у него оказался револьвер, из которого вылетел короткий горячий язычок пламени. Я почувствовал, что меня обожгло.